— И кто же?
— Ганнибал, скажу немного погодя… Что касается мотоциклиста на «Харлее», то он должен был сначала осуществлять контрнаблюдение, а затем провести зачистку. На мой взгляд, ты под раздачу попал случайно, главной целью были эти двое отморозков…
— Может, «заморозков»? — Ганнибал хитро подмигнул Аристотелю.
— Слушай, а ты прав — пора уж их «размораживать»!
* * *
Через минуту Аристотель и Ганнибал допрашивали налетчиков. Дело оказалось нелегким. И хотя у бандитов зуб на зуб не попадал от холода и страха оказаться в крематории, однако без гарантий остаться в живых они «раскалываться» отказывались.
После долгих увещеваний, сменявшихся откровенными угрозами, Аристотель, теряя терпение, заявил:
— Хорошо! Мои гарантии — в обмен на ваше чистосердечное признание, по-другому не будет! Даю пять секунд на размышления, иначе вас немедленно погрузят на катафалки и отправят в печь! Ну так кто послал вас совершить убийство?
— Франсуа Перон, — выкрикнул наиболее податливый бандит. — Но он нам не приказывал убивать женщину… Мы должны были только воткнуть ей в живот спицу…
— Его адрес и сколько он вам заплатил? — бесстрастным тоном задал вопрос Аристотель.
— Улица Луизиана, 21, а нам он дал по «штуке» в евро…
Грек вопросительно взглянул на Ганнибала.
— Это — «блошиный рынок», Восточное предместье, — по-русски сказал Аношин.
— Едем!
— А их куда?
— Пусть полежат здесь до полного выяснения обстоятельств. Большего, я чувствую, мы от них не добьемся. Да и ничего они не знают! Но все-таки не забудь напоить их водкой с клофелином. Да, вот еще что! Скажи Агамемнону, чтобы накрыл их какой-нибудь войлочной попоной, а то они могут окочуриться к нашему возвращению…
* * *
В жилище Франсуа Перона Аристотель и Ганнибал проникли в лучших традициях американских триллеров, предъявив консьержу карточку охранника из «Легионера», которая внешне выглядела, как удостоверение сотрудника полиции.
Увидев перед собой сидящего в кресле-качалке человека преклонного возраста с трясущимися руками, Аристотель начал психическую атаку в стремительном темпе.
— Перон, ваши люди сегодня убили женщину, дипломата!
— Как?! Они должны были ее только… — воскликнул старик.
При этих словах Аристотель и Ганнибал переглянулись: «мы на правильном пути!»
— Впрочем, я, господа полицейские, умываю руки и не намерен отвечать на ваши вопросы! — поняв, что допустил оплошность, отрешенно произнес старик. Однако через мгновение он расщепил потрескавшиеся губы.
— Я уже давно отошел от дел мирских — настала пора подумать о душе… Так что ваши вопросы — в никуда… Отвечать я на них не буду. Я чист перед собственной совестью, и этим все сказано…
Аристотель тут же выхватил из кармана пиджака диктофон, включил начало записи и, схватив старика за ухо с такой силой, что тот застонал от боли, воскликнул:
— Ну, а теперь послушай, старый пень, что ТЫ сказал в самом начале допроса! — Аристотель включил диктофон. — Ну, слышишь? Это ли не доказательство твоей причастности к убийству?! Любой суд твое непроизвольное высказывание примет как прямую улику, свидетельствующую против тебя! Ты — организатор убийства, так что умрешь ты не в кресле-качалке, а на виселице! Кстати, твои подручные, Поль и Жан, весьма обижены на тебя — они не довольны теми деньгами, что ты им заплатил. Веселенький будет спектакль, когда я вам устрою рандеву в морге! Ладно, — примирительным тоном произнес грек. — Деньги за выполнение заказа — это твои проблемы, мне до них нет забот… Мне и так ясно, что ты заказчик и организатор покушения и убийства!
— Нет, мсье, вы глубоко заблуждаетесь… Я — посредник. Заказчик и организатор, в одном лице. Он — иностранец, который все продумал и оплатил акцию…
Старик, скрестив руки на груди и, покачиваясь в кресле, перевел отсутствующий взгляд на стену. На какое-то мгновение Аристотелю и Ганнибалу показалось, что он впал в прострацию. Когда же по впалым щекам старика покатились слезы, Аристотель вновь решил перестроиться.
— Послушай, Перон. Нам лучше договориться по-хорошему… Или ты сейчас рассказываешь все, что тебе известно о заказчике, или мы везем тебя в Центральный парижский морг, откуда ты со своими подельниками отправишься на тот свет через трубу крематория! Ну, как? Устраивает тебя такая перспектива?!
«Стоп! — сказал себе Аристотель. — Ведь старик может и не знать имени заказчика. Надо зайти с другой стороны».
Он вынул из бумажника фото Селлерса, полученное от Казаченко во время последней явки, и показал его старику. Тот, напряженно прищурив глаза, несколько секунд всматривался в фотографию, затем, все так же молча покачиваясь в кресле, утвердительно кивнул головой.
— Но запомните, это — мое последнее признание, — расщепив пересохшие от волнения губы, произнес Перон, — больше я ничего не скажу, ни в комиссариате полиции, ни на суде. Я буду отрицать все!
— Расскажешь все, как миленький, — воодушевленно воскликнул Аристотель, — ибо теперь тобой будет заниматься не полиция, а французская контрразведка! Понял, Перон?! Человек, которого ты опознал на фотографии, — американский шпион, работающий против Франции. Тебе, гражданину Франции, земляку Вольтера и Робеспьера, должно быть стыдно, что ты, польстившись на жалкое вознаграждение, пошел на сделку со своей совестью и предал национальные интересы Франции! Надо же! Ты — француз, а выполняешь гнусные задания какого-то дерьма америкашки! Они — нация без истории и культурных корней, и ты это знаешь лучше меня! Так что подумай хорошенько, на чью мельницу ты льешь воду, все замалчивая и отрицая. Не стоит брать на себя вину американца… Предлагаю тебе быть откровенным. И сейчас, и на суде… Может, сумеешь избежать виселицы. Впрочем, наказания тебе не избежать при любом раскладе… Хоть за подстрекательство к убийству турецкого дипломата, хоть за связь с американским шпионом — разницы никакой, ясно?! Но облегчить свою участь у тебя шанс есть… Думай, черт бы тебя побрал!
— Я не был посвящен в подробности… Он, — старик пальцами в воздухе обозначил рамку фотографии Селлерса, — мне не сказал, кто та женщина, которую надо было проткнуть спицей! И откуда мне было знать, что он — американский шпион… Знай я об этом, разве я согласился бы за его вшивые три тысячи евро послать Жана и Поля на убийство дипломата?! Они — мои любимые внуки. Ну не сложилась у них жизнь, что ж им теперь, в тюрьме или на виселице оказаться из-за меня, старика?! Нет, это несправедливо! Я всю вину возьму на себя — это я их подбил на это дело…
— Еще вопрос, Перон… Откуда у твоих внуков «Харлей-Дэвидсон»?
— Нет у них никакого «Харлея»… Они ездят на старом «Чезете»…
Аристотель торжествующе подмигнул Ганнибалу, что означало: «Видишь, я был прав — было и контрнаблюдение, и попытка “зачистить” нападавших!»