Николай Александрович на посту Верховного Главнокомандующего остался в чине полковника — его пожаловал еще отец, Александр III. Присваивать самому себе генеральские эполеты царь полагал неэтичным. Он неплохо разбирался в военных делах, имел высшее образование, в мирное время участвовал в маневрах, разборах учений, в преобразованиях армии, изучал важнейшие документы, программы. В Ставке у него сложился свой рабочий график. Даже здесь государь не пропускал ни одной церковной службы: Божья помощь, благодарение Господа, в любом случае стояли для него на первом месте. В 9 утра он заслушивал доклады Алексеева о положении на фронтах. Между 11 и 13 часами государь принимал министров, иностранных представителей, после обеда работал с письмами и документами.
Непосредственным руководством войсками, разработкой деталей операций царь не занимался. Но от Верховного Главнокомандующего это и не требуется. Его дело — принимать ключевые решения, подбирать себе толковых помощников. Таковым стал Алексеев. Каждая из войн, в которых пришлось участвовать России, выдвигала не только героических солдат и офицеров, но и замечательных военачальников. Первая мировая не стала исключением. В ее сражениях ярко проявила себя целая плеяда талантливых полководцев и флотоводцев — Юденич, Брусилов, Плеве, Лечицкий, Щербачев, Эссен, Колчак, Деникин, Корнилов. Михаилу Васильевичу Алексееву по праву принадлежит первое место в этом ряду. Хотя «общественность» его невзлюбила. Его имя связывали с поражениями, «позором». Да и вообще, что за полководец, если он не выдумывает «канн», не воодушевляет войска с саблей на коне, не произносит эффектных фраз для будущих школьников? Просто кропотливо руководит огромным фронтовым механизмом. Серенький ремесленник, да и только.
Но ведь и сама война к началу XX в. изменилась. В полной мере стали сказываться массовость армий, размах фронтов, качественные изменения вооружения… Умело проложить стрелу на карте, а в критический момент самому повести солдат в штыки было уже отнюдь не достаточно. Подобное понимание роли командира осталось на уровне полка, иногда бригады или дивизии. А командующий армией, фронтом, несколькими фронтами, должен был охватывать и учитывать сотни факторов: войска, вооружение, снабжение, местность, пути сообщения, чтобы соединения могли разворачиваться и передвигаться в нужном направлении, вероятные действия противника. Должен был и дирижировать своими силами, обеспечивать их слаженную работу, немедленно реагировать на изменения ситуации, находить оптимальные решения сложнейших и неожиданных задач.
Алексеев такими талантами обладал. Германское и австрийское командование вполне оценило их, признавало Михаила Васильевича опасным противником. Французский маршал Фош считал Алексеева одним из самых выдающихся полководцев своего времени и ставил его наравне с Гинденбургом и Людендорфом (в понимании Фоша это означало «высший балл»). Современников поражала его трудоспособность. Не менее 6 часов в день он работал только над телеграммами с различных участков фронтов, при этом мог запомнить и свести воедино огромное количество самых, казалось бы, незначительных деталей.
Теперь он вознесся на второй по рангу пост в военной иерархии, но оставался очень скромным, доступным для подчиненных. Аккредитованный при Ставке военный корреспондент Лемке писал: «Если вы видите генерала, внимательно, вдумчиво и до конца спокойно выслушивающего мнение офицера — это Алексеев. Если вы видите перед собой строгого, начальственно оглядывающего вас генерала, на лице которого написано величие его служебного положения — это не Алексеев». Среди придворных Алексеев чувствовал себя неуютно. Присутствие на обедах царя его тяготило, он отпросился обедать в штабной столовой. В общих трапезах участвовал раз в неделю, для порядка, и всегда платил за себя сам. Но с государем у него установились хорошие отношения. Николаю Александровичу нравились и профессиональные, и личные качества начальника штаба.
В новой должности Алексеев сохранил и привычку везти всю работу самому. Аппарат Ставки вообще был маленьким — 7 генералов, 63 офицера и 16 нижних чинов. Да и из них, по словам Лемке, большинство оказывались «либо клерками, либо частью мебели». Заместителем начальника штаба являлся генерал-квартирмейстер, он ведал оперативной частью. Алексеев настоял, чтобы на этот пост назначили генерала Пустовойтенко, который служил у него в штабе фронта. Он не имел выдающихся способностей, но был отличным техническим исполнителем. Алексееву именно такой и требовался.
При начальнике штаба обретался еще один близкий человек, генерал Борисов, старый друг и бывший однополчанин. Ему крупно не повезло в жизни, в свое время его уволили за левые статьи в газетах, а после личной драмы ему даже пришлось лечиться в психбольнице. Семья Алексеевых взяла его под опеку, всюду возила с собой. В Ставке он никакой должности не занимал, но Михаил Васильевич ценил его как «генератор идей». Если нужно было с кем-то посоветоваться, он предпочитал это делать с Борисовым. Начальник штаба сохранил и свою привычку подолгу молиться в трудных ситуациях (иностранцы издевались — дескать, немцы нанесли такой удар, что Алексеев молился два часа подряд). Все планы и приказы он составлял лично. Даже телеграммы подчиненным часто писал сам и не гнушался отнести в кабинет младшего офицера для отправки. Хотя при неимоверно выросшем объеме работы стремление все делать самому оборачивалось серьезным недостатком. Алексеев загонял себя, доходил до приступов жесточайшей головной боли, у него обострялась старая болезнь почек.
К сентябрю на фронт наконец-то начали поступать боеприпасы. Отечественная промышленность наращивала производство, выпуск снарядов возрос до 1 млн. в месяц. Этого было мало, но батареи больше не молчали. Тем не менее, обстановка все еще балансировала на грани катастрофы. Войска поредели, после отступления не пришли в себя, царила неуверенность — а может, завтра снова уходить? Очень убавилось количество артиллерии. Много орудий подбили в боях, захватили немцы или бросили, когда кончались снаряды. Чтобы пополнить силы, ополченские части, раньше предназначенные для охранной службы, переформировывались в обычные армейские. Дружины преобразовывались в батальоны, сводились в полки. Но эти части были слабее кадровых, а поначалу, необстрелянные, оказывались и вовсе ненадежными.
А между тем, немцы не смирились с тем, что русские армии спаслись. Как только стало ясно, что они ускользают из Польши, с ходу начали готовить новую операцию, перегруппировывать новые ударные кулаки. Намечалось проломить боевые порядки на стыках фронтов. От Бреста, между Юго-Западным и Западным, вклинится группировка Макензена, 11-я и Бугская армии. Из Литвы, между Западным и Северным фронтами, ударят 10-я и Неманская армии. Они с двух сторон прорываются на Минск, и Западный фронт попадает в кольцо. Возле Вильно немцев остановила сильная русская группировка, собранная Алексеевым. Ее планировали взять в отдельные клещи — германскими 8-й и 12-й армиями. Отчленить ее от остального фронта, а севернее Вильно пойдет основной прорыв, эта группировка будет окружена и уничтожена. Кайзеровская ставка считала операцию решающей для исхода кампании, а то и всей войны. Собрала все наличные силы, выскребала любые резервы.
В первых числах сентября началось. Под Брестом соединения Макензена яростно атаковали части 3-й и 4-й русских армий. А на наши войска под Вильно враг обрушился с нескольких сторон. Кровопролитное сражение разыгралось под Эйшишкесом в 40 км южнее Вильно. Здесь на русскую оборону бросили студенческую добровольческую дивизию. Молодежь атаковала так же, как ее предшественники в начале войны. В полный рост, с песнями, неудержимым порывом взяла русские окопы… и все. Дальше наступать было уже некому, студентов положили полностью. Наши солдаты откатились с позиций, а немцы за погибшей дивизией кинули другие части. Вступили в страшный бой на открытом поле. Ни те, ни другие не успели окопаться, но и не отступали, прицельно расстреливали друг друга. Враг пытался переломить ход этой дуэли. В обход русского фланга сомкнутым строем поскакал, сверкая саблями, гусарский полк. Навстречу ему вылетел 8-й Донской полк — тоже сомкнутым строем, с пиками наперевес. Гусары вовремя не свернули, так и напоролись на пики всем полком, немногие уцелевшие спасались бегством.