А так – в чем дело! Маленько небрежно выдвинули вперед, а уж кругом недовольны. Перестраивать велят.
Зачем перестраивать? Пущай так живут. Небось, самим будет противно.
Не надо обижать славянских инженеров. Они сами себя обидели.
Вот довольно странное психологическое явление. Скажем, за прилавком всегда обязательно мужчина работает, а за кассой определенно женщина.
И почему такое? Почему за кассой женщина? Что за странное явление природы?
Или наш брат мужик не может равнодушно глядеть на вращение денег около себя? Или он запивает от постоянного морального воздействия и денежного звона? Или еще есть какие-нибудь причины? Но только очень изредка можно увидеть нашего брата за этим деликатным денежным делом. И то это будет по большей части старый субъект вроде бабы с осоловевшими глазами и с тонким голосом.
Между прочим, на этой почве разыгралась трагедия в станице Бабинская. Это где-то у них на Кубани.
А был в этой станице универсальный кооператив «Пролетарский путь». Кстати сказать, очень отличный кооператив.
В других станичных кооперативах один и тот же работник одной ручкой деньги принимает, в другую ручку сморкается, а после за колбасу берется. А тут как в Европе. Даром, что не очень громадная станица, а дело поставлено шикарно.
Один колбасу стрижет. Другой, я извиняюсь, в винном отделе. А за кассой, не угодно ли, кассирша ручку вертит за те же деньги. Скажите, какие европейские данные!
Да еще заведывающий в придачу.
Заведывающий, так сказать, лакирует все ихнее дело. Он надзирает, чтоб все было без сучка, без задоринки. И слов нет, дело шло чересчур аккуратно. Никто не обижался. Только были обиды со стороны кассирш. Их за короткую зиму троих сменили.
Их заведывающий отставлял. Поработает барышня месяц, и ее обратно отсылают. Мол, не соответствует своему назначению.
Были, конечно, через это дамские слезы, оскорбления и разные слова, но дело не изменялось.
И оно не могло измениться. Тем более заведывающий имел на этот счет свою твердую психологию. Он иной раз говорил промежду своих ребят:
– Хотя бы, говорит, один раз нам мужчину прислали, а то все бабы да бабы. Прямо, говорит, у меня коломитно на душе становится.
Работники прилавка говорят:
– Да уж это как есть. При бабе после трудового дня и поругаться немыслимо, и вообще нету такой душевной спайки.
Заведывающий говорит:
– Вот именно. Совершенно то есть неудобно. Может, я хочу после трудового дня при подсчете товара не иметь на себе лишней одежды. Или, может быть, я хочу выругаться. Почем кто знает, чего я хочу. Я только знаю, что баба, хотя бы она и кассирша, совершенно меня стесняет и не дает мне творчески развернуться. Пущай бы нам мужика прислали. Мы бы с ним живо спелись.
Ну и, конечно, за зиму при таких обстоятельствах сменили трех кассирш.
Значит, снимут и ждут: вот, даст бог, из своего лагеря пришлют – кассира.
А отдел труда (или, я не знаю, откуда кассирш засылают), так отдел все барышень и барышень шлет.
И неизвестно, как долго продолжалась бы эта конвейерная система из барышень, если б не один случай.
А месяц тому назад уволили одного работника прилавка. Вот он обозлился и размотал все дело.
А заведывающий, милый человек, на допросе так сказал:
– Действительно, я троих уволил. Только я сам щадил ихнюю наивность. У меня фронтовая привычка ругаться. Когда публика, я ругаюсь мало. Но в конце дня я нервничаю и не могу сдержаться. А меня кассирша смущает. Я сознаю, что поступил неправильно, но я не хотел молодых женщин подвергать оскорблению.
Газета «Знамя труда» сообщает, что на заведывающего С. Дошевца наложено дисциплинарное взыскание.
Наверное, он теперь ругается дома.
Очень в Одессе любопытное, показательное дело произошло.
А главное – оно очень принципиальное. Тем более, голоса разделились. Одни говорят: это издевательство. Другие говорят: что вы, что вы!
А мы тоже ничего издевательского не видим. Можно сказать – все в полном порядке.
А речь идет, я говорю, про Одессу. Про одесскую милицию. Там сам начальник гормилиции немного подзашился. Ему перед самой чисткой обвинение кинули, – мол, сползает с классовой линии.
Что так? Почему такое? Парень выдающийся, боевой. Зачем ему сползать с линии?
– А как же, говорят, он издевается над младшим составом. Он их на карточку снимает, а после издевается.
– Что вы говорите! Не может того быть? Неужели на карточку снимает?
– Да, говорят, определенно.
А дело такое.
Может, знаете, такой порядок – некоторые начальники имеют обыкновение ловить с поличным. Ну, заснет часовой или постовой, а его и накроют. Винтовку отберут или шапку снимут. А после к ответу тянут.
Дело, безусловно, обыкновенное. Надо дисциплину соблюдать и не дрыхнуть без задних ног на ответственных постах.
Хотя надо сказать – такая ловля спящих мало действительна.
Другие такие нахальные попадаются – отопрутся, – и всё.
– Я, говорит, и не спал. Я, говорит, только прищурил глазки, а этот ренегат, может, нажрался жирной пищи и налетает – шапку сразу сымает с головы… У них стрелочники завсегда виноваты.
Так что такая ловля, я говорю, не так уж достигает цели.
А очень выдающийся способ изобрел начальник одесской гормилиции. Он ходит с аппаратом и чуть что – на карточку сымает. Такой у него фотоаппаратик девять на двенадцать.
Вот он с ним и ходит. Заметит какой-либо беспорядок и сымает моментально или с небольшой выдержкой.
Сымет, например, на карточку спящую милицию, проявит, отпечатает и после в стенную газету вклеивает. Позор!
Главное – и отвертеться нельзя. Улики, можно сказать, налицо. Сам сидишь, сам спишь, и морда твоя виднеется со всеми подробностями: там, скажем, глазки закрыты, изо рта пузыри вылетают. Одним словом, наглядная панорама.
А очень это фотографическое дело обернулось в неожиданную сторону.
Перед самой чисткой начальника гормилиции со своим аппаратом пришили к делу.
– Так что, говорят, помилуйте, это форменное издевательство. Немного задремлешь, а тебя уж на карточку чикают. Прямо всякий сон пропадает, и аппетит теряется. И бессонница наступает.
Ну, поднялась целая история и тарарам.
Тройка встряла в это дело.
– Да, говорят, издевательство налицо. Поставить на сегодняшний день под сомнение его классовую личность и наложить взыскание.