Я говорю:
– Слушай, отец, свистни милицию. Я с милиционером объяснюсь.
Дворник говорит:
– Или вот обратно свисток. Давеча свищу в свисток, а заместо настоящей трели у меня один писк получается. Гляжу – кто-то уж мне горошину выбил из свистка. И получается тонкий свист, на который милиция не подходит. Уж наверно кто-нибудь это сделал, кому это интересно сделать. На одного жильца я уже имею подозрение.
Я решительным тоном говорю:
– Отец, давай убери ногу от двери, – я сейчас пройду.
Дворник слезливо говорит:
– Вдобавок, может, ты с револьвером идешь. И, может быть, хочешь меня из револьвера трахнуть. Еще полгода пройдет, и я всю нервную систему себе испорчу такими случаями.
Я говорю:
– Отойди к черту от двери. Вот мои документы, – ты не имеешь права меня задерживать.
Дворник облегченно говорит:
– Ах, у вас есть документы! Что же вы об этом раньше не говорили? Тогда идите.
Поглядев на кончик записной книжки, которую я было начал вытаскивать из кармана, дворник сказал:
– Я бы вас, товарищ, сразу пропустил. А то вижу – мало ли кто идет.
Пошатываясь, я иду домой.
Снова почему-то вспоминаются дурацкие стишки: «Сердце бьется, хвост трясется».
Потом поэзия сменяется прозой. И на ум приходит народная поговорка: «Услужливый дурак опаснее врага».
Недавно, уважаемые товарищи, я проживал в одном доме отдыха.
Дом отличный. И там все великолепно. Никаких дефектов не заметно. Так что кроме чувства благодарности в сердце отдыхающего ничего не возникает.
Тем не менее извольте прослушать небольшую забавную историйку, связанную с этим домом отдыха.
Надо сказать, что дом этот находится за городом, в лесу. И построен он совсем недавно – этой осенью.
Лет пять назад такой домишко построили бы на живую нитку. А в настоящее время архитектор расстарался и построил дом фундаментально, красиво и, мы бы даже сказали, художественно. И это очень хорошо.
Не обошлось, конечно, без колонн. Но уж раз у нас такая любовь к греческому искусству, то нехай пусть будут колонны. Тем более, что тут архитектор вывел немного колонн – всего две колонны. И вдобавок издали их можно принять за две сосны. Так что какой же может быть разговор, – стоят и кушать не просят.
Но не в этом дело.
Вот вы смотрите на этот дом, и все вам нравится, – сердце радуется и душа отдыхает. Но вот ваш взгляд скользит по окнам нижнего этажа, и вдруг вы замечаете какую-то ненормальность. Вы ожидали увидеть прекрасные современные зеркальные стекла, и вдруг вы видите оконные рамы, в которые вставлены не то двенадцать, не то шестнадцать небольших стекол.
Вы снова с недоумением смотрите на все шесть окон фасада. Да, в великолепные дубовые рамы вставлены крошечные стекла.
Вы решаете, что инженер под конец строительства немножко свихнулся и устроил такой балаган. И на этом успокаиваетесь, тем более что многим отдыхающим, оказывается, наибольше всего понравились эти окна. Некоторым отдыхающим это напомнило какой-то теремок в лесу и еще что-то такое сказочное.
Но вот в одно прекрасное утро, когда я вышел в сад, подошел ко мне один из здешних служащих и так сказал:
– Слушайте, я могу вам рассказать историю. И тогда вам будет ясно, почему у нас такие несуразные окна. Только просьба, если будете писать, не пишите, какой это дом отдыха, а то кругом будут смеяться, и нам этого не хотелось бы..
Я говорю:
– Расскажите. Должно быть, это интересно.
И вот он рассказал нижеследующую историю.
Осенью этот дом был готов. И с октября ожидалась первая партия отдыхающих.
В сентябре лихорадочно приводились в порядок последние мелочи. Уже привинтили крючки к дверям, прибили задвижки и шпингалеты. Повесили картины и занавески.
Все было готово к приему дорогих гостей. И только остановка была за стеклами. Весь фасад, где предполагались большие стекла, был не застеклен.
А на дворе осень, сырость. Правда, окна забиты щитами, но это не выход.
Директор дома писал слезные заявления туда и сюда, чтоб поскорее прислали стекла, но все было безрезультатно.
Директор с утра пораньше бежал на склад и там просил, умолял, кричал и чертыхался. Он говорил, что дело гибнет. Еще пара недель, и произойдет катастрофа, если он не получит стекла.
Но на складе пожимали плечами и говорили, что стекла для них ожидаются, но пока еще не получены. И нечего тут кричать и чертыхаться: это делу не поможет. Кроме них еще одно строительство ждет стекол и не волнуется.
Директор в панике махнул в Москву. Но там ему сказали, что стекла посланы.
Директор вернулся назад. Снова бросился на склад.
Но на складе снова спокойно ответили:
– Пока ваших стекол еще нет. А как придут – сообщим вам.
Директор устроил на складе форменную истерику. Он кричал, что его режут, что его сердце – гражданина и общественника – не выдерживает такой пытки, что всего осталось девять дней, что, наконец, все путевки проданы и что отдыхающие уже, наверно, собирают свои чемоданы, чтобы ехать сюда отдыхать.
На складе снова ответили:
– Ваши крики напрасны. Раз нет стекол, то склад не может выполнить наряд. Успокойте ваши нервы.
С грустью директор вернулся домой. Прораб и рабочие, как могли, утешали его. Говорили, что еще пару дней можно обождать. Что стекла важно вставить хотя бы дня за три до приезда отдыхающих. Что за три дня и замазка засохнет, и помещение отогреется.
Но директор был безутешен.
Через два дня, к вечеру, когда осталось всего шесть дней до приезда отдыхающих, прибегает к директору прораб и так говорит:
– Подлость заведующего складом не поддается описанию. Стекла на складе есть. Четыре ящика стекол лежат у них в грязи за сараем. Эти ящики видел мой племянник, который сегодня получал олифу. Наверное, эти стекла предназначены у них для другого строительства. А мы тут с вами локти кусаем.
Директор говорит:
– Этот заведующий складом мне всегда был противен. Неужели он, скотина, не мог дать мне эти стекла, предназначенные для кого-то там, я не знаю? Ведь я у него сегодня был, и он даже не пожелал со мной разговаривать.
Прораб говорит:
– Нам остается одно – украсть со склада эти стекла. А наши стекла, когда придут, пущай заведующий отдаст тому строительству, с которым он цацкается и для которого он бережет эти стекла. Это будет справедливо.
Директор говорит: