Проводила время с Джонатаном, хотела сказать Грейс. Только Джонатан и я, и никто нам был не нужен. В общей сложности они были вместе почти двадцать лет. При нынешней статистике разводов срок невероятный. Кто может похвастаться браком на всю жизнь? Для поколения наших родителей это обычное дело, а сейчас?.. Раньше существовали семейные традиции, несколько поколений вместе отправлялись в сафари в Африку, покупали на всю семью летние домики у озера или моря, а на годовщины свадьбы устраивали большие, шумные застолья. А сейчас такой роскошью никто похвастаться не может. «Разве что семейные психологи вроде меня», – с горечью подумала Грейс.
– Но… – начала было она. Грейс хотела сказать, что не может бросить клиентов, уехать от них. Это будет грубейшее нарушение профессиональной этики. Как Грейс может оставить Лизу с ее мужем-геем и растерянными детьми? А Сару с ее озлобившимся неудачливым сценаристом, ведь супруги пытаются спасти свой брак? Нет, на Грейс лежит серьезная ответственность.
А книга? Как же книга? Даже думать о ней было невыносимо. И тут Грейс почувствовала, будто где-то глубоко внутри ее кто-то отвинтил крышку со старой, давно забытой банки и ее содержимое просочилось наружу – пока совсем чуть-чуть, но и этого было достаточно. Острое чувство стыда. Самая сильная, самая ядовитая из всех эмоций. Прошла какая-то секунда, и оно окончательно завладело Грейс.
– Извини за вопросы, – сказала Сильвия. Но, даже если она и вправду жалела Грейс, слава богу, старалась этого не показывать. – Послушай меня внимательно, – медленно и осторожно продолжила она. – Знаю, считать нас с тобой подругами – большая натяжка, но в случае чего обращайся без стеснения. – Сильвия умолкла. Потом посмотрела на Грейс и нахмурилась. – Слышала, что я сказала, или повторить?
Грейс покачала головой и ответила, что все поняла, хотя на самом деле только запуталась еще больше.
– Они наверху, – сказал консьерж.
Впрочем, в этом предупреждении не было никакой необходимости. Как только Грейс свернула с Мэдисон-авеню, сразу заметила несколько легковых машин и два фургона. На одном было написано «Полицейское управление Нью-Йорка», на другом – еще что-то, Грейс не разглядела. Некоторое время она стояла на одном месте, то чувствуя себя готовой зайти в дом, то совсем наоборот. А потом задалась вопросом, почему ей так трудно держать равновесие, даже стоя на одном месте. «Потому что ты, как полная дура, ничего не ела, – напомнила себе Грейс. – Если не хочешь упасть и растянуться, срочно необходимо подкрепиться». И Грейс покорно зашагала к дому, точно овца на бойню.
– Понятно, – ответила она консьержу. А потом, как ни глупо это звучало, прибавила «спасибо».
– У них был ордер. Пришлось пропустить.
– Понимаю, – повторила Грейс.
Консьержа звали Фрэнк. Летом Грейс покупала подарок для его новорожденной дочери. Кажется, девочку назвали Джулианна.
– Как Джулианна? – спросила Грейс, сама осознавая всю нелепость и неуместность этого вопроса. Фрэнк улыбнулся, но промолчал. Вместо этого, как ни в чем не бывало, проводил Грейс до лифта и стоял рядом, пока не закрылись двери.
Грейс бессильно прислонилась к стенке лифта и закрыла глаза. Как далеко зайдет ситуация, оставалось только гадать. Главное – как-то пережить сегодняшний день, и завтрашний тоже. А потом? Когда это все закончится и Грейс снова сможет вернуться к нормальной жизни? Однако уже сейчас Грейс понимала, что прежняя жизнь с Джонатаном утекает, как песок сквозь пальцы. Все происходило так быстро, ведь завертелась эта история только в среду, когда стало известно об убийстве Малаги. Нет, не в среду, а в понедельник, когда Джонатан уехал. В тот же день убили Малагу, но об этом Грейс сейчас думать не собиралась. Впрочем, на самом деле началось все гораздо раньше. Вопрос в том, сколько лет это уже тянется?
Но решение таких важных проблем Грейс сочла за лучшее перенести на другой день. Лифт остановился на ее этаже, и, когда двери раздвинулись, Грейс увидела на входе в свою квартиру специальную ленту, которую полиция использует, чтобы огораживать места, куда нельзя заходить посторонним. Грейс с грустью почувствовала, что ей нет до этого никакого дела, ведь эта квартира практически перестала быть ее домом.
Сколько раз Грейс приходилось вылетать из родного гнезда? Сначала уехала учиться в колледж. Потом вышла замуж. Когда умерла мама, снова вернулась в эту квартиру, на этот раз вместе с семьей. Конечно, в нынешнем виде это место сильно отличалось от того, которое Грейс помнила с детства. Но здесь она училась ползать, затем ходить, затем бегать. Играла в прятки с друзьями, училась готовить и целоваться, усердно сидела над учебниками, чтобы получать пятерки по всем предметам… Что бы ни происходило, эти комнаты и коридоры всегда оставались для Грейс домом, и она считала, что прекраснее места нет. Грейс не припоминала, чтобы у нее хоть раз возникало желание перебраться в более просторную квартиру. Ее не привлекали ни более престижные адреса, ни красивые виды из окон. Это было ее место, и менять в нем ничего не требовалось: оно нравилось Грейс точно таким, какое есть.
Когда отец встретил Еву, они с Джонатаном снимали квартиру в уродливом послевоенном доме на Первой авеню. Ева же много лет проживала в восьмикомнатных апартаментах с высокими потолками на Семьдесят третьей улице и не имела ни малейшего желания переезжать. Когда отец предложил Грейс с Джонатаном принять почетный титул новых хозяев семейного гнезда – предложил самым небрежным тоном, за обедом, – Грейс пришла домой и расплакалась от радости. Ведь иначе Грейс просто не смогла бы обеспечить Генри того нью-йоркского детства, которое так мечтала дать сыну. Они с Джонатаном не работали на Уолл-стрит и не являлись гордыми обладателями хедж-фондов. Если бы не эта уникальная возможность, они втроем так и жили бы в белой кирпичной коробке, пока Генри не уехал бы учиться в колледж.
Но теперь на двери квартиры красовалось официальное предупреждение Нью-Йоркского полицейского управления. Сама дверь была чуть приоткрыта, и через эту щель доносились голоса и звуки деловитых шагов по паркетному полу. Время от времени в проеме мелькала белая форма. Грейс чувствовала себя гостьей, опоздавшей к началу вечеринки – правда, вечеринка была довольно мрачная. Грейс даже захотелось постучаться в собственную дверь, однако она удержалась от этого желания.
– Сюда нельзя, – мимоходом бросила какая-то женщина, не успела Грейс ступить на порог.
– Да?.. – растерянно переспросила она. У Грейс не оставалось сил спорить, бороться, отстаивать свои права. Но и уходить тоже не хотелось. Куда ей идти?
– Вы кто? – поинтересовалась та же женщина. Глупый вопрос. Неужели и так не понятно?
– Я здесь живу, – ответила Грейс.
– Документы с собой?
Грейс отыскала водительские права. Женщина принялась разглядывать документ. По званию, кажется, офицер, крепкого телосложения, очень бледная. Волосы были крайне неудачно выкрашены в цвет, который никому не может быть к лицу, однако Грейс нисколько не сочувствовала ей из-за такого неудачного выбора краски.