— А сколько примерно времени займет реставрация?
— Смотрите, сколько в коробке мелких фрагментов папируса. Учитывая плохое состояние книги, ее восстановление будет продолжаться от четырех до шести месяцев. Мне понадобится помощь профессора Вернера Хоффмана из Франкфурта, одного из крупнейших в мире специалистов по папирусу, — пояснила Сабина Хуберт.
— Кто понесет расходы? — спросил Агилар девушку.
— О деньгах можете не беспокоиться. Часть своего состояния бабушка завещала потратить именно на это. Так что средства найдутся.
Вечером Афдера из отеля позвонила сестре.
— Сэмпсон обязан прочесть бабушкино завещание в присутствии нас обеих. Когда ты приедешь? — спросила та.
— Знаешь, я сейчас занята ее поручением, приехать не получится. Потом расскажешь мне все. Ты же не обманешь меня, как эти сестры-злодейки из детективов?
— Не глупи. Как я могу?
— Конечно, сестренка Я хочу ненадолго вернуться в Израиль, а потом съездить в Александрию, к подруге бабушки.
Попрощавшись с Ассаль, девушка стала записывать на чистых листах дневника Крещенции все, что произошло этим утром в фонде Хельсинга. Она чувствовала облегчение оттого, что ей не надо было больше оберегать книгу. Теперь оставалось только ждать.
В семь часов зазвонил телефон. Снизу сообщили, что Афдеру ждут в «Бельвю-баре». Она вошла туда и сразу наткнулась на Кронауэра как всегда обаятельного. Он сидел за дальним столиком и читал «Бернер цайтунг». Внимание Афдеры привлекла бутылка минеральной воды, стоявшая перед ним.
«Видимо, он типичный немецко-швейцарский пуританин», — подумала она.
Кронауэр краем глаза уловил ее присутствие, тут же вскочил на ноги и пригласил девушку сесть за столик.
— Как вы красивы, госпожа Брукс.
— Так как мы собираемся провести некоторое время вместе, можно просто Афдера.
Тот покраснел. Афдеру это позабавило.
— О, не поймите меня неправильно! Побыть вместе — не значит оказаться у меня в номере в одной постели. По крайней мере, пока что.
Кронауэр еще больше залился краской.
— Поскольку у нас есть совместные планы, зовите меня Максимилианом. Господин Кронауэр — как-то слишком академично.
— Отлично. А еще лучше — просто Макс.
Через четыре часа они по-прежнему сидели в том же баре, за тем же столиком, и так увлеклись разговором, что позабыли про ужин.
Наконец настало время расходиться.
— Ты надолго в Берне?
— Мне надо съездить в Египет. Что, если ты поедешь со мной? Я покажу тебе Венецию. У нас в доме пятьдесят пустых комнат, можешь остановиться в одной из них.
— Возможно, мне придется задержаться. Ты поезжай завтра, а я присоединюсь к тебе через пару дней. Но если ты не против, я все же остановился бы, как всегда, в «Беллини». Там уже знают все мои мелкие причуды.
— Если ты предпочитаешь отель нашему дворцу, резиновую еду — отличным блюдам Розы, а общество посыльных — моему, то пожалуйста. Забирайся в свой «Беллини». Увидимся через пару дней, — сказала Афдера, приподнялась на цыпочки и поцеловала Макса в щеку.
Ватикан
— Вы полнеете, ваше преосвященство, — заметил Райниеро Фальчинелли.
— Увы, должность государственного секретаря оставляет мало времени для заботы о теле и духе. Я весь в бумагах, — вздохнул Льенар.
Портной взял в рот несколько булавок и принялся опытными руками снимать мерку с важного клиента.
Эту мастерскую, расположенную совсем недалеко от площади Святого Петра, уже более полувека посещали папы, кардиналы и епископы. Райниеро представлял четвертое поколение портных и одевал Льенара с тех пор, как тот прибыл в Рим скромным священником.
На посвящение в епископы и кардиналы священнослужитель являлся в облачении от Фальчинелли. Государственный секретарь не был суеверен, но этот портной, которого он называл Кристианом Диором святой матери-церкви, стал для него чем-то вроде талисмана, приносящего удачу.
Высокопоставленные иерархи Римской курии приносили сюда свежие сплетни, ходившие по ватиканским коридорам. Здесь у них развязывались языки, потому что каждому хотелось поважничать перед портным. Уже много лет секретная служба Святого престола добывала таким образом бесценные сведения.
— Ах, мой Фальчинелли! Я ведь уже не раз говорил вам, что вы не только самый лучший портной в Риме, но и самый дорогой! — повторил Льенар традиционную фразу, которая вовсе не была шуткой.
— А я, ваше преосвященство, постоянно отвечаю вам, что мои расценки не изменились с тех пор, как вы впервые появились при Святом престоле.
— Молчите, молчите, дорогой Фальчинелли, прошу вас. Если вы будете продолжать в том же духе, то напомните мне времена, когда я был простым священником, имевшим много невинности и мало веры. Лучше посмотрите, кем мы стали сейчас. Я — князем церкви, потерявшим изрядную долю невинности, но зато укрепившимся в вере. Вы из скромного подручного своего отца превратились в состоятельного портного, который обслуживает служителей Господа и Его Святейшества.
— Итак, ваше преосвященство, каждое облачение обойдется вам в семь с половиной миллионов лир, как всегда. Как ценному клиенту я сделаю вам большую скидку на красные чулки, сутану, красный пояс из тонкой шерсти, какой вы обычно носите, пелерину, накидку и шапочки.
— Хорошо, договорились. Мой секретарь, отец Мэхони, свяжется с вами по поводу оплаты и заберет вещи. — Кардинал отхлебнул из чашечки с маккьятто. [13] — А теперь, когда с делами покончено, расскажите, о чем говорят в Ватикане.
— Неделю назад приходил кардинал Нганге, префект Конгрегации по делам восточных церквей.
— О чем же говорил этот добряк?
— Он шептал о том, что кое-кто в окружении Святого Отца не согласен с линией государственного секретариата и лично государственного секретаря.
— Ах, мой Фальчинелли! Ничто не меняется со времен Фабио Киджи, первого государственного секретаря, а это семнадцатый век. Когда Киджи был близким советником Папы Иннокентия Десятого, у него имелось много могущественных врагов. Потом он стал Папой Александром Седьмым и расправился с ними одним махом. Ab uno disce omnes. [14] Надо стараться, чтобы такое не повторилось.
— Еще говорят, что эти слухи исходят от тех, кто поддерживает кардинала Кронауэра.
— Дорогой наш Ульрих… A ftnctibus cognoscitur arbor, [15] — заключил кардинал, направляясь к выходу.