– Вы знали совсем другую женщину. Я теперь… не та, – дрогнувшим голосом произнесла Мэри.

– Неправда! Ты для меня ничуть не изменилась! – возразила Елизавета. – Сними вуаль и дай мне взглянуть на твое дорогое лицо.

– Нет, этого я не могу сделать даже ради вашего величества. – Мэри заметно разволновалась. – Больше я никогда не появлюсь на публике. Болезнь неузнаваемо изменила мое лицо и тело. Я не хочу, чтобы люди от меня шарахались.

Генри Сидни беспомощно развел руками. По его щекам текли слезы.

– Даже Генри невыносимо на меня смотреть! – с горечью воскликнула Мэри. – Моя жизнь кончена.

– Дорогая, разве ты слышала от меня хоть слово? – возразил он.

– Мэри, хватит наговаривать на себя!

Порывистым движением Елизавета сбросила с головы Мэри вуаль и… в ужасе попятилась. Некогда красивое лицо Мэри, гордившейся своей гладкой кожей, было густо покрыто оспинами. Оно напоминало поле, откуда убрали камни, но не успели заровнять ямы. Эти ямы уже не заровняешь. Оспа не пощадила даже веки. Вскрикнув, Мэри схватила вуаль. Елизавета затаила дыхание.

– Моя дорогая, любимая Мэри, – прошептала она. – Я даже не смею просить у тебя прощения. Себе я этого никогда не прощу.

– У меня не было и в мыслях обвинять ваше величество, – приободрившимся голосом возразила Мэри. – В этом никто, кроме меня, не виноват.

– Дорогая жена, никого из нас не волнует, как ты выглядишь, – сказал растроганный Генри. – Болезнь коснулась твоего лица, но твоя внутренняя красота, красота твоей души для нее осталась недосягаемой. И эту красоту мы любим в тебе прежде всего. Неужели ты не присоединишься к торжественному ужину, который мы устраиваем для ее величества? Ты ведь среди друзей.

– А я радостью буду вам прислуживать, – объявила Елизавета.

Мэри взялась за вуаль, но снимать не торопилась.

– Мэри, ты жива и здорова. Тебе нужно заново учиться жить, – настаивал Генри.

– Хорошо, – согласилась Мэри, и все облегченно вздохнули.

Но она оставалась тверда в своем нежелании возвращаться ко двору. Значит, Елизавета сможет видеться с ней, лишь приезжая в Пензхерст, что будет нечасто. Королева без устали уговаривала Мэри, и наконец та, понимая, что жизнь на этом не кончилась, и уступая просьбам королевы, согласилась вернуться. Однако вместо прежней Мэри во дворце увидели скорбную фигуру в черном, с лицом, постоянно закрытым вуалью. Мэри напоминала призрака… Назначение Генри Сидни лордом-наместником Ирландии явилось настоящим подарком судьбы. Мэри радовалась открыто, Елизавета – тайно, и радость обеих превосходила горечь скорого расставания.

Советники и окружение Елизаветы считали, что королева противится созыву парламента.

– Да подождите вы! – сердилась она.

Ей вовсе не хотелось выслушивать «настоятельные просьбы» о замужестве. Достаточно того, что ей об этом без конца напоминал Роберт. Не отставал от него и Сесил. В этом вопросе обе палаты парламента были удивительно единодушны.

– Ваше величество, главный вопрос королевства не может ждать! – постоянно говорил ей Дух.

– После Рождества, – отвечала Елизавета.

– Есть вопросы, не терпящие отлагательства, – в такт Сесилу твердил Роберт.

Войдя в Тайный совет, ее Глаза вникал во все и высказывался по любому поводу. В этом они с герцогом Норфолкским были на удивление схожи.

– Ваше величество, мы же говорим о престолонаследии, – простодушно сказал герцог Арандельский.

– Обычным подданным вроде тебя не пристало вмешиваться в подобные вопросы, – отчитала его рассерженная Елизавета.

– При всем уважении к вашему величеству смею напомнить, что членам обеих палат парламента позволительно вмешиваться в дела, затрагивающие благополучие государства, – парировал герцог.

– Попробовал бы ты это сказать моему отцу! – не выдержала Елизавета.

– Ваш отец, насколько я помню, всегда очень внимательно относился к делам престолонаследия, – возразил герцог Арандельский.

– А может, заодно вспомнишь, сколько придворных поплатились головой за дерзкие речи? – выкрикнула Елизавета, и из ее глаз брызнули слезы.

Слезы бессилия.

– Давайте успокоимся, – вмешался Сесил.

Он не хотел, чтобы вопрос престолонаследия оборачивался войной между советниками и парламентом.

– Ваше величество, вопрос престолонаследия, конечно же, целиком является вашей прерогативой. Но могу ли я напомнить вам о другом вопросе? Парламент обладает властью проголосовать за пополнение казны, в чем оная очень сильно нуждается.

Знал же, когда ударить! Государственная казна была почти опустошена. Скрипнув зубами, Елизавета согласилась на созыв парламента.

1563

Перед началом заседания парламента Вестминстерский дворец буквально гудел от разговоров о престолонаследии. Приезжали все новые парламентарии. Из разных графств, однако все были нацелены на то же, что и лорды. Облаченные в мантии с меховым подбоем, они готовились открыть заседание. Минувшая осень, когда королева заболела оспой и чуть не умерла, еще раз показала, что вопрос престолонаследия нужно решить раз и навсегда.

Роберт был полон радостных ожиданий. Наступил тот самый «будущий год», когда Елизавета обещала стать его женой. Непостижимым образом вся страна оказалась на его стороне.

Вид у королевы был дерзкий и воинственный. Она восседала на троне, в зале палаты общин. Ноуэлл – настоятель собора Святого Павла – зачитывал вступительное обращение. Как и следовало ожидать, он не стал тратить время на общие фразы, а сразу поднял вопрос, волновавший всю страну.

– Подобно тому как брак королевы Марии стал страшной чумой, накрывшей Англию, так и нынче всеобщее желание, чтобы королева Елизавета вышла замуж и вопрос о престолонаследии решился окончательно и бесповоротно, оказывается не менее страшной чумой, – заявил настоятель.

Елизавета сверкнула на него сердитыми глазами, однако священник смело выдержал ее взгляд.

– Ваше величество, если бы ваши родители придерживались подобных взглядов, где сейчас были бы вы?

«А вот ты, осмелившись сказать такое моему отцу, точно загремел бы отсюда прямо в Тауэр», – борясь с захлестывающим ее гневом, подумала Елизавета.

Однако настоятель, видимо обладавший мужеством ранних христиан, бесстрашно двигался дальше.

– Увы! – воскликнул он. – Что станется с нами?

«Этого я не знаю, зато я прекрасно знаю, что произойдет с тобой», – язвительно подумала Елизавета.

Чудом удержавшись от гневной отповеди настоятелю, она вскоре покинула заседание, предоставив обеим палатам увязать в яростных дебатах. Мысленно королева поклялась никогда более не оказывать милостей Ноуэллу. На следующий день – Елизавета сравнила его с Судным днем – ей принесли петицию, составленную в учтивых выражениях и подписанную членами обеих палат парламента. Елизавета предпочла бы прочитать петицию сама, но этикет требовал, чтобы она приняла депутацию палаты общин и выслушала чтение из уст спикера.