– Оставим ее в покое еще на сутки, а потом поговорим чуть более обстоятельно, – предложила Анника Карлссон. – Я даже, пожалуй, могу поучаствовать.
– Отлично, – сказал Эк.
– У тебя есть еще что-нибудь?
Ничего сверх ожиданий, если верить Эку. У всех имелось алиби на выходные. Последним разговаривал с жертвой адвокат Даниэльссон. Он звонил Эрикссону около полудня в воскресенье с целью обсудить различные дела, намеченные на следующую неделю, которые все вместе и по отдельности никак не могли привести к гибели Эрикссона. И это, естественно, очень устраивало его, поскольку они также подпадали под понятие адвокатской тайны.
– Можно представить себе, – сказала Анника Карлссон.
– Да, и согласно тому же источнику убийство Эрикссона – настоящий вызов всему нашему правовому обществу, и объяснение, возможно, состоит в том, что и клиенты Эрикссона, и их противники были очень довольны им. С единственным исключением, но его нам чуть ли не клещами пришлось вытаскивать из не жаждущего сотрудничать адвоката.
– И кто это?
– Фредрик Окаре, урожденный Окерстрём. Бывший председатель «Ангелов Ада» в Сольне. Ныне почетный председатель того же общества энтузиастов-мотоциклистов среднего возраста. Любитель стоять в седле с распущенными по ветру волосами, поскольку у него есть справка от врача о том, что из-за проблем с перхотью он не может носить шлем, – закончил Эк.
– Я знаю, кого ты имеешь в виду, – сказала Анника Карлссон. – Выходит, Фредрик Окаре выражал недовольство. Я даже не думала, что он входил в число клиентов Эрикссона. И представить не могла, что тот взял этого мотобандита под свое крыло.
– Скорее тот принадлежал к его противникам, – уточнил Эк. – Эрикссон представлял интересы семейства Ибрагим, когда Окаре и пару его товарищей обвиняли в убийстве младшего из братьев Ибрагим, Насира. Как тебе наверняка известно, с самого начала было ведь трое братьев. Старший из них, Фархад, стал жертвой несчастного случая, когда попытался сбежать через окно из своей палаты в Каролинской больнице, куда его поместили на лечение после того, как коллега Бекстрём прострелил ему ногу. Средний, Афсан, ныне жив и здоров и, похоже, занял место Фархада в преступном мире. А самого младшего, Насира, убили, как только с их банковским ограблением все пошло наперекосяк. С той поры минуло уже несколько лет. Я могу переслать тебе по электронной почте материалы того расследования и приговор, если хочешь.
– Они у меня уже есть, – ответила Анника Карлссон. – Я также помню это дело. Окаре и его товарищей ведь признали невиновными? Целиком и полностью и по всем пунктам, если не ошибаюсь.
– Да, так и есть. Пусть Эрикссон даже больше прокурора старался посадить их. В любом случае Окаре, похоже, недолюбливал адвоката. Через какое-то время после суда он прислал Эрикссону открытку в его бюро, где констатировал, что сейчас, когда справедливость восторжествовала, Эрикссону остается только явиться в их клуб в Сольне и попросить у него и его товарищей прощения, тогда он мог бы рассчитывать жить дальше.
– И он сделал это?
– Нет, – ответил Эк. – Если верить Даниэльссону, он позвонил Окаре и процитировал ему закон. Угроза насилием и все такое.
«Мне надо достать его досье и прочитать приговор», – подумала Анника Карлссон.
Однако с этим ничего не получилось, поскольку уже через пять минут у нее появилось другое и значительно более срочное дело, чтобы поломать над ним голову, хотя уже пришло время ехать домой и спать.
36
Фернандес открыл дверь в доме на Ольстенсгатан, когда Бек-стрём нажал на звонок.
– Добро пожаловать, шеф, – сказал он. – Надя только что позвонила и рассказала, что ты прибудешь проверить, нет ли на нашем месте преступления чего-то интересного для тебя.
– Где Ниеми? – спросил Бекстрём.
– Поехал домой спать, – сообщил Фернандес и улыбнулся. – Возраст берет свое.
– Я собирался осмотреть второй этаж. – Бекстрём кивнул в сторону лестницы, ведущей наверх.
– Ради бога, – ответил Фернандес. – Мы там закончили. Сейчас по полной программе занимаемся подвалом. Я и пара коллег из технического отдела криминальной полиции лена, которых нам пришлось одолжить. Это же огромный домина, поэтому мы прокопаемся здесь, наверное, неделю, если нам сейчас надо сделать все без сучка без задоринки. Если тебе понадобится какая-то помощь от нас, только позови.
«И что это сейчас может быть», – подумал Бекстрём и довольствовался лишь кивком в ответ.
Большое красное пятно перед письменным столом по-прежнему находилось на своем месте. С четко обозначенными границами, почти круглой формы, диаметром примерно тридцать сантиметров в том месте, где еще утром лежала голова жертвы, и когда комиссар опустился на колени, чтобы внимательнее рассмотреть его, то смог даже увидеть отпечаток от носа и лба Эрикссона в запекшейся крови.
Но никаких брызг, даже крошечной капли, подумал Бекстрём, пусть даже Эрикссон, скорей всего, упал носом прямо в пол, прежде чем преступник принялся крошить ему затылок.
«Не сходится это, ерунда какая-то», – подумал он, когда снова поднялся.
Второй этаж дома Эрикссона, похоже, был сугубо личной территорией. Большой зал, где его убили, явно являлся некоей комбинацией рабочего кабинета и гостиной. Письменный стол в центре, два комплекта мягкой мебели по углам, книжные полки на стенах и много всего большого и малого, достойного лучшей судьбы, чем оказаться неизвестно кому сейчас предназначенным имуществом умершего гангстерского адвоката. Все могло сложиться иначе, не будь фотографий, которые Ниеми и Фернандес, к сожалению, уже сделали, до того как Бекстрём прибыл сюда.
Слева от зала находилась спальня покойного, гигантский гардероб и ванная комната, размерами превосходившая гостиную Бекстрёма в его уютной берлоге на Кунгсхольмене. А справа комната, напичканная теле-, видео– и музыкальной аппаратурой, напоминавшая гостевую, с еще одной ванной и отдельным туалетом. Приятная, хорошо прибранная – белые стены, натертый до блеска деревянный пол, мрамор и мозаика, и сколько все это стоило, Бекстрём и представить себе не мог.
Неблагодарный мир, подумал он и глубоко вздохнул, поскольку имел в виду самого себя, и единственным утешением в данной связи была его уверенность в том, что адвокат сегодня сидел своей криминальной задницей на жаровне Господа нашего глубоко внизу под тем, что некогда служило ему земным жилищем.
В зале на втором этаже находился также барный столик на колесиках, довольно большой, наверняка с сотней самых разных бутылок. Виски, джин, водка, коньяк плюс все другое в виде ликеров, крепленых вин и воды с газом, чего, конечно, следовало избегать любому нормальному человеку, если речь не шла о женщине, педике или адвокате, как в случае Эрикссона.
Главным образом стандартные продукты, констатировал Бек-стрём, и единственным, что выглядело интересным для знатока вроде него, оказалась шкатулка из темного дерева с блестящим металлическим обрамлением и черным двуглавым орлом в барельефе на крышке. Как раз в меру большая, чтобы вместить литр солодового виски наилучшей марки. Бекстрём взвесил ее на руке, а потом открыл, но вместо красивого хрустального графина, который надеялся найти внутри, обнаружил только маленькую эмалированную фигурку мальчика, одетого в остроконечную красную шапку, желтую куртку и зеленые брюки, по размерам чуть больше бутылки емкостью 0,33 литра и в остальном похожего на обычного гнома.