— Вы, как я понимаю, часто посещали… гм… покойного. У вас есть какие-нибудь соображения о мотивах преступления?
Дон Хайме пожал плечами.
— Сложно сказать. Может быть, ограбление…
Комиссар отрицательно помотал головой и глубоко затянулся.
— Мы уже допросили двоих слуг, кучера, кухарку и садовника. Неизвестный произвел визуальный осмотр дома, но мы не обнаружили пропажи ни одной ценной вещи.
Комиссар умолк; дон Хайме слушал его рассеянно, стараясь привести в порядок мысли. Почему-то он был глубоко убежден, что ключи к загадке у него уже есть; оставалось только извлечь их наружу и доверить этому человеку. Но прежде всего надо было соединить разорванные нити, которые беспорядочно спутались и мешали.
— Вы меня слушаете, сеньор Астарлоа?
Дон Хайме вздрогнул и покраснел, словно комиссар видел его насквозь и прочел его мысли.
— Разумеется, — ответил он поспешно. — Это означает, что ограбление исключено…
На лице комиссара мелькнуло лукавое выражение. Он быстро просунул указательный палец под парик и почесал за левым ухом.
— Отчасти, сеньор Астарлоа. Только отчасти. По крайней мере, исключается ограбление в обычном понимании этого слова, — уточнил он. — Визуальный осмотр… Вы понимаете, что это означает?
— Думаю, это означает осмотр глазами.
— Н-да, очень забавно. — Хенаро Кампильо посмотрел на него с досадой. — Позволю себе заметить, что ваше предположение довольно остроумно. Человек гибнет от руки убийцы, а вы тем временем изволите шутить.
— Вы делаете то же самое.
— Да, но я представитель закона.
Они молча смотрели друг на друга.
— Визуальный осмотр, — продолжил комиссар спустя некоторое время, — означает, что какой-то человек или группа неизвестных лиц вошли ночью в личный кабинет маркиза и провели там некоторое время, взламывая замки и переворачивая ящики. Кроме того, они открыли сейф, на этот раз ключом. Сейф, надо признаться, превосходный, фирмы «Боссом и сын», Лондон… Вас не интересует, что они похитили?
— Я думал, вопросы задаете вы.
— Это обычай, но не правило.
— Так что же они похитили?
Шеф многозначительно улыбнулся, словно дон Хайме попал в самую точку.
— Это-то и любопытно. Убийца или убийцы не обратили ни малейшего внимания на довольно внушительную сумму денег, а также на драгоценности, которые находились в кабинете маркиза. Необычные грабители, согласитесь… — Он не спеша затянулся и выпустил дым, наслаждаясь ароматом табака и собственным красноречием. — Во всяком случае, сложно предположить, что именно похитили преступники, так как мы не знаем, что хранилось в кабинете. Неизвестно, нашли они то, что искали, или нет.
Дон Хайме зябко поежился, стараясь скрыть свое беспокойство. Уж он-то наверняка знал, что убийцы не нашли того, что их интересовало: без сомнения, это был тот самый запечатанный сургучом конверт, спрятанный у него дома позади книг, стоявших на полке… Он напряженно размышлял, пытаясь собрать воедино разрозненные фрагменты, имеющие отношение к трагедии. Поведение людей, слова, события последнего времени, не имеющие видимой связи, медленно и мучительно выстраивались в нечто целое, и постепенно все начинало приобретать столь пугающую ясность, что у него болезненно сжалось сердце. Ему пока сложно было увидеть картину случившегося в целом, но одно было очевидно: немалую роль сыграл в трагедии он сам. Поняв это, он почувствовал негодование, тревогу и ужас.
Комиссар молча смотрел на него; он ждал ответа на свой вопрос, не услышанный погруженным в раздумья доном Хайме.
— Что, простите?
Глаза комиссара, влажные и выпуклые, словно глаза аквариумной рыбки, рассматривали учителя фехтования сквозь голубые стекла пенсне.
Где-то в глубине этих глаз таилось сочувствие, хотя дон Хайме не сумел бы сказать, было ли расположение комиссара к нему искренним, или это был всего-навсего профессиональный прием, с помощью которого обычно добивались доверия. Поразмыслив, дон Хайме пришел к выводу, что, несмотря на свой несколько неряшливый вид и небрежные манеры, Хенаро Кампильо отнюдь не был глуп.
— Повторяю, сеньор Астарлоа: постарайтесь припомнить, не случилось ли до убийства чего-нибудь необычного, что сейчас могло бы помочь следствию?
— К сожалению, ничего.
— Вы уверены?
— Я не бросаю слов на ветер, сеньор Кампильо.
Комиссар кивнул головой.
— Могу я говорить с вами откровенно, сеньор Астарлоа?
— Прошу вас.
— Вы один из людей, видевших покойного регулярно. Однако вы мне практически ничего не сообщили.
— Не я один виделся с маркизом. Вы уже опросили многих, и никто не сказал вам ничего определенного… Почему же вы так надеетесь на мои показания?
Кампильо внимательно посмотрел на сигарный дым и улыбнулся.
— Честно говоря, я и сам не знаю. — Он умолк, о чем-то размышляя. — Наверное, просто потому что вы… кажетесь мне порядочным человеком. Да, скорее всего, именно поэтому.
Дон Хайме потупился.
— Я всего лишь учитель фехтования, — ответил он сдержанно. — Наши отношения с маркизом были деловыми: дон Луис не оказал мне чести сделать меня своим доверенным лицом.
— Вы видели его в прошлую пятницу. Не был ли он обеспокоен, взволнован?.. Не было ли в его поведении чего-нибудь необычного?
— Я, во всяком случае, ничего не заметил.
— А раньше?
— Возможно, что-то и было, но я не обращал внимания. В последнее время почти во всех чувствуется напряжение, и я просто не придал бы этому значения.
— Он говорил что-нибудь о политике?
— По-моему, дон Луис был от этого весьма далек. Иногда он говорил, что ему занятно наблюдать политическую жизнь, но для него это было всего лишь развлечением.
Комиссар недоверчиво покачал головой.
— Развлечение? Гм, так-так… Однако покойный маркиз занимал ответственный пост в правительстве; вам, я думаю, это известно. Его назначил сам министр; что и говорить, ведь министр был не кто иной, как его дядя со стороны матери, дон Хоакин Вальеспин, мир его праху. — Кампильо ехидно улыбнулся, давая понять, что у него есть свое мнение о непотизме в кругах испанской аристократии. — Это дела минувших дней, но таким способом несложно нажить себе врагов… Взять хоть меня, к примеру. Будучи министром, Вальеспин целых полгода не давал мне занять должность комиссара полиции… — Он глубокомысленно прищелкнул языком. — Вот так, представьте себе!
— Возможно. Признаться, я не слишком гожусь для беседы на такие темы.
Кампильо докурил свою сигару и держал окурок в пальцах, не зная, как с ним поступить.