«Надо больше есть, – подумал Ткач. – Хоть чего, пусть даже червей. Забыть про отвращение и жрать. Не думать о плохом, выбросить все лишнее из головы».
Он опять почти не помнил окончания рабочего дня, на автомате добрался до кровати и уснул без задних ног.
А ночью началось! Пьяные надзиратели ворвались в барак и стали избивать заключенных. Просто так, без причины. Впрочем, они что-то орали про хамское отношение арестантов к своим воспитателям, про их нерадивость на работе в Кашланах. За это лентяев, конечно же, надо проучить.
Гутник шел по ряду и бил людей по головам. Кто-то успевал пробудиться, увертывался, кому-то прилетало во сне. Многие просто не могли проснуться, даже удары не приводили их в чувство. Они дергались, падали с кроватей, но в себя не приходили.
Надзирателей охватило какое-то клиническое безумие. Они не были пьяны в стельку, находились именно в том состоянии, когда агрессия достигает апогея. Тебе плевать на человека, в котором ты видишь врага.
– Что, суки, расслабились? – кричал Князевич. – Жизнь медом показалась? Ничего, сейчас мы это поправим, научим вас любить родную страну!
Процесс обучения переходил все мыслимые границы. Людей прижимали к стене и били дубинками по печени, по почкам, по ногам. К надзирателям прибывало подкрепление из других бараков. Негодяи входили, вытаскивали дубинки словно шашки, хохотали, набрасывались на растерявшихся людей.
В первое мгновение Илья не разобрался в ситуации, просто свалился с кровати в проход, отметив, что Богомол сделал то же самое. Но Степан очень быстро получил пинок в живот, а Ткачу удалось сманеврировать. Он отпрянул, и Дыркин завопил от боли, стал подпрыгивать, держась за пострадавшую ногу. Пинок пришелся в ножку кровати. Илья перекатился под железным панцирем, а через секунду надзиратель уже потерял к нему интерес. Он с воплем накинулся на другую жертву, стал остервенело лупить ее дубинкой.
Вид первой крови, пролитой из черепа какого-то бедолаги, только разъярил охранников. Как и тот факт, что сопротивления им никто не оказывал.
Илье тоже досталось.
Несколько раз он увернулся он дубинок, отступал вместе со всеми, твердя про себя как заклинание: «Только не бей в ответ, не нарывайся. Иначе прикончат на фиг».
Тут-то он и схлопотал по бедру. Боль была адская. Ткач упал в проход между койками, только начал подниматься, как получил вторично.
Небритый громила с перекошенной челюстью ржал как подорванный, отвешивая удары арестанту. Силы в нем было немерено, но техники никакой. Илья свернулся в позу зародыша, спрятал доступ к самым важным органам. Громиле было неудобно. Он попинал скрюченное тело, несколько раз ткнул его дубинкой и побежал в другой конец барака, где было интереснее.
– Довольно! – прогремел вдруг командирский окрик. – Ша, я сказал!
Избиение прекратилось. Надзиратели неохотно отходили от своих жертв, вытирали окровавленные дубинки о матрасы. В проходе, заложив руки за спину, стоял начальник охраны Вальтер, постукивал по полу надраенным сапогом и критически обозревал побоище.
Надзиратели сделали невинные физиономии, попрятали дубинки за спину и стали выскальзывать из барака. Через минуту в нем никого из них не осталось. Последним убрался Дыркин с самодовольной рожей. Он ухмылялся, хотя и прятал от Вальтера глаза.
У Ильи не было никаких сомнений в том, что санкция на «оздоровление» коллектива поступила свыше.
Офицер, не убирая рук из-за спины, прогулялся по проходу. Глаза его были холодны, на губах плясала тонкая усмешка.
Избитый люд начинал шевелиться, отлипал от стен, поднимался с пола.
– Так-так… – вкрадчиво проговорил Вальтер. – Распорядок, стало быть, нарушаем, граждане заключенные. Ну-ну. И почему нам не спится, а? Не слышу ответа.
Его и не было. Люди предпочитали помалкивать. Кто-то тихо стонал. Наметанный глаз офицера уже определил, что работали надзиратели грубо, но в целом правильно. Необратимых повреждений никто не получил.
– Ладно, господа ренегаты и изменники родины, будем считать, что этой ночью ничего не случилось, – великодушно проговорил Вальтер. – Надеюсь, никто не желает обратиться за медицинской помощью?
– Я желаю, господин офицер, – прозвучал слабый голос. – Мне, кажется, почки отбили.
– Серьезно? – Старший лейтенант резко обернулся, впился глазами в страдальца. – Ай как нехорошо. Конечно же, уважаемый, вам немедленно дадут возможность обратиться к врачу. Князевич!
На пороге вырос упомянутый работник богоугодного заведения. Лицо его выражало полнейшую готовность прийти на помощь ближнему своему.
– Слушаю, господин обер-лейтенант!
– Нет-нет, я передумал, пожалуйста, не надо, – промямлил избитый арестант. – Мне уже лучше. Все хорошо, не надо беспокоиться.
Вальтер засмеялся с холодком, с презрительным сарказмом и сделал знак надзирателю. Мол, не стоит беспокоиться. Тот пожал плечами и вышел. Вслед за ним, плавно перекатываясь с пятки на носок, помещение покинул и начальник охраны.
Люди облегченно вздыхали, доползали до своих кроватей, зализывали раны. Одни пострадали в меньшей степени, другим досталось по полной программе. Бинтов и лекарств в бараке не было. Арестанты обходились подручными средствами.
Погас свет. Тем, кто не успел улечься, пришлось колобродить в темноте. Кто-то ударился о койку Ильи и потащился дальше.
Со стоном рухнул в койку Литвиненко. Богомол сперва пристроился боком и тут же принялся отыскивать наименее болезненную позу.
– Часто у вас такие зарядки проходят? – тихо спросил Ткач.
– У вас тоже, Илюха, – заявил Богомол. – Привыкай считать себя частью нашего дружного коллектива. Не очень часто, но случается. Обычно без причины не бывает. Повод должен быть, пусть и смехотворный. Это нашим ребятам вчера не повезло. Они работали на тех лесах, которые рухнули. Авдеев помер. Ты его не знал, на той стороне у входа была койка. Начальство, видимо, разозлилось. Убытки, потеря денег, времени, материалов. Мужики ни в чем не виноваты, но кому до этого дело? Ладно, Илюха, не мотай душу, тебе и так меньше всех досталось. Давай спать. Завтра опять на каторгу.
Две ночи прошли спокойно. Строительство кипело и лязгало. На руководство наседали заказчики, требовали любой ценой закончить поселок к ноябрю. Дескать, чего вам не хватает? Финансирование бесперебойное, рабочая сила дармовая. Ее очень много, можно даже не кормить. Пусть вкалывают в три смены, в чем проблемы?
Несчастных случаев на производстве больше не было, но с работы арестанты приползали чуть живые.
Илья весь день махал лопатой под вопли прораба, конвоиров и собачий лай. Возможности сбежать не было, и голова в этом направлении не работала.
В пятницу день начался отвратительно. Зарядил ливень, полоскал всю ночь и утро. Земля раскисла, мир набух от влаги. В этой сырости все ссадины и царапины болели и нарывали еще сильнее.