Мне было необходимо поднять эту тему. «Если ты избегаешь упоминать то, что тебя волнует, другие важные вещи тоже обсудить не получится», — часто говорили мне Луиза и Кэти. Не только про психотерапию, но и про отношения с людьми.
Я набрала воздуха в легкие.
— Понимаю, это полный бред, но… — Я повернулась на правый бок и бросила взгляд на ее ноги. — Просто вы… э-э… вы сегодня какая-то другая, и меня это немножко удивило.
— Продолжайте, — мягко сказала она, чем напугала меня еще больше. — Не сдерживайте себя, не обдумывайте фразы заранее. Просто говорите все, что приходит вам в голову. Думайте вслух.
Раньше она уже пыталась работать со мной методом «свободных ассоциаций». То есть предлагала без стеснения болтать все, что приходит на ум, даже если это глупо, мелко, бессмысленно, бестактно, унизительно, оскорбительно, постыдно или неразумно. Я сопротивлялась. Одно дело нести чепуху по пьяни, когда никто ничего не понимает. Но заниматься этим на трезвую голову средь бела дня в присутствии постороннего человека, который будет так и сяк анализировать твои слова, — совсем другое. Это гораздо труднее, чем кажется. Да что там — это практически невозможно.
После пары фальстартов я наконец отбросила смущение и разразилась бессвязной тирадой, в которой смешались итальянское мороженое, матери, опера, педикюр, любовные приключения и люди, которые скрывают свое истинное лицо.
— Хорошо. — По ее интонации я догадалась, что она улыбается. — Превосходно.
Главным событием этого месяца был день рождения мамы — ей исполнялось шестьдесят пять, и она выходила на пенсию. Мы решили закатить грандиозную вечеринку-сюрприз. Я обожаю свою мамулю. Она потрясающая. Но, как ни странно, в подготовке торжества я совсем не участвовала. Все устроили папа и Луиза — нашли банкетный зал и договорились о его украшении, закупили угощение и напитки, наняли диджея, заказали торт, а еще известили всех маминых родственников и друзей, даже тех, с кем она училась на курсах медсестер и кого с тех пор не видела. Дел было невпроворот. Но я, как назло, была очень занята на работе — пыталась единолично заставить британское правительство расследовать скандал вокруг зараженной донорской крови. Эта идея захватила меня целиком, и меня не смущал даже тот факт, что лучшие журналисты страны, звезды нашей профессии занимаются этим вопросом уже лет двадцать. К тому же я ничего не понимаю в планировании и организации мероприятий, поэтому рассудила, что лучше оставить эти хлопоты другим. Я только внесла деньги. Но, когда я вошла в зал гольф-клуба «Клобер», полный желтых и золотистых воздушных шариков, и увидела плоды трудов сестры и папы, мне стало стыдно за свой эгоизм.
— Вы так здорово все продумали. Жаль, что я была занята и не смогла вам помочь.
Я надеялась, что Луиза пропустит мои слова мимо ушей, но не тут-то было. Она скептически вздернула брови.
— Лорна, не пытайся перетянуть внимание на себя. Сегодня мамин вечер.
Мама, которая была убеждена, что ее ждет обычный ужин в ресторане, вошла в зал в сопровождении папы и давних друзей семьи — Джимми и Дороти. Мы с Луизой с детства зовем их «дядей» и «тетей», хотя они нам не родственники. Их дети так же обращаются к нашим родителям. Их дочь Гейл — моя «кузина» — замужем за Стефаном Деннисом, который играет Пола Робинсона в популярном австралийском сериале «Соседи». Наша мама, женщина многих скрытых талантов, пекла для них свадебный торт. Его фотография появилась на развороте журнала «Хелло!», а подпись гласила, что торт приготовила «тетушка Роуз». Это был звездный час нашего семейства, и мы упоминаем это событие при каждом удобном случае. А случай выпадает довольно часто, потому что окружающие вечно обсуждают телесериалы или Кайли Миноуг. Такие разговоры легко направить в сторону некой улицы в Эринсборо [17] и уникальных кондитерских изделий.
Мама обомлела. Ей понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Она восклицала: «Господи, Полина! О боже, Жюли!» — узнавая подруг, с которыми не виделась многие годы. Она была готова расплакаться. Протиснувшись сквозь толпу, я крепко ее обняла. До меня наконец дошло, какое сегодня важное и торжественное событие.
С той самой минуты, как я переступила порог банкетного зала, меня точило смутное беспокойство. Я совсем не участвовала в подготовке праздника — надо было реабилитироваться и совершить что-нибудь выдающееся. В самый разгар вечеринки я, кажется, нащупала решение.
Я попросила диджея поставить песню с диска, который болтался у меня в сумке, — «Куда уходят годы?» группы «Фэйрпорт Конвеншн». Это моя самая-самая любимая песня на свете. Даже когда я просто ее вспоминаю, на глаза наворачиваются слезы и по спине пробегают мурашки. Конечно, особенно веселой ее не назовешь.
Диджей было запротестовал, но услышав, что я дочь именинницы, а значит, мои желания — закон, послушно сунул диск в проигрыватель. С первыми аккордами депрессивного шедевра присутствующие начали озадаченно переглядываться и пытаться угадать мелодию. Кое-кто с недовольным видом пожимал плечами или махал рукой. Сэнди Дэнни проникновенно запела о сумерках и улетающих птицах, и гости, словно уловив намек, потянулись прочь с танцплощадки, как пернатые по осени. Даже Льюис, который готов приседать и хлопать в ладоши под любой мотив — сойдет даже нестройный вой уличных музыкантов, — пренебрежительно уковылял восвояси. Луиза впала в бешенство.
— Это день рождения, а не поминки, черт подери! — завопила она на меня.
— Да, но… Я подумала, маме понравится. Очень красивая песня. Напоминает о том, как быстротечно время и как хрупка и драгоценна человеческая жизнь. Люди должны об этом задумываться…
— Не на вечеринке же!
Она подлетела к диджею и попросила поставить что-нибудь ритмичное. Через секунду из динамиков уже неслось оглушительное «Хочу танцевать» сестер Нолан, и народ радостно повскакал со стульев.
Поверженная, я побрела поговорить с Кэти. Мы стратегически расположились в уголке возле стола с закусками.
— Не могу поверить, что маме шестьдесят пять. Шестьдесят пять! Неужели она такая старая? Она теперь пенсионерка. И имеет право бесплатно ездить на автобусе в любой части Шотландии…
— А я не могу поверить, что мне тридцать шесть. — Кэти покачала головой. — Все хотят прожить подольше, но зачем? Все равно эти годы, скорее всего, будут бездарно растрачены. Ты хотела бы повторять ту жизнь, которой живешь, раз за разом до бесконечности?
— В смысле?
— По-моему, это идея Ницше. Спроси себя, как ты живешь. Хотелось бы тебе повторять ту же самую жизнь снова и снова до скончания веков? Нам всем случалось делать неправильный выбор. Совершать ошибки. Но можно признать это и прожить остаток дней так, чтобы уже ни о чем не жалеть.
— Хм-м… Никто не хочет признавать, что о чем-то жалеет. Это слишком больно. Вот и приходится во всем искать положительные стороны. Недавно я видела передачу о том, как изменилось в наши дни понятие семьи. Там показали две супружеские пары. У одной четверо детей, у другой — ни одного. И те и другие заявили, что ни о чем не жалеют. Конечно, что еще они могли сказать? Пара с детьми сказала, что бездетные — эгоисты. Но разве само желание завести детей не может быть продиктовано эгоизмом? Им это в голову не приходило? А бездетная пара заявила, что эгоисты — как раз те, кто обзаводится потомством, потому что планета и так перенаселена. Бред какой-то. Все обвиняют друг друга, и никто не хочет посмотреть на себя.