— Обожаю «Нью-Йоркер»! Мой любимый журнал. Классные рецензии на фильмы, а карикатуры — просто улет!
Висевшая на стене картинка изображала доктора, который пытался успокоить встревоженного пациента. Подпись гласила: «Нет, я еще никогда не делал такую операцию, но я видел, как ее успешно проводили в “Скорой помощи”».
— Отлично, — похвалила я и рассказала про свою любимую карикатуру: — Женщина пишет в дневник. Картинка называется «Низкая самооценка». Женщина написала: «Дорогой дневник, прости, что опять пристаю со своими проблемами…»
Он расхохотался. Это меня вдохновило.
— Или вот еще. Миленький песик на приеме у психиатра — тоже собаки. Пациент лежит на кушетке, а врач сидит позади него и что-то пишет в блокноте. Подпись объясняет, какое событие травмировало клиента: «Они передвинули мою миску».
Дэвид снова рассмеялся.
— Постой, вспомнила еще одну! — Надо было ограничиться двумя, но меня понесло. — Отец сидит на корточках перед сынишкой, который готовится к бейсбольному матчу, и ободряет его. Он говорит: «Помни, сынок. Победа не главное — если, конечно, ты не хочешь заслужить папочкину любовь».
Мы вышли на балкон и облокотились на перила. Стояли, любовались видом, наслаждались свежим воздухом. Было тихо, только где-то в отдалении шумели автомобили.
Почему-то мне ужасно хотелось объясниться с ним по поводу своих слов на вечеринке у Скотта и Луизы.
— Помнишь, я сказала, что встречаюсь кое с кем?
Он кивнул.
— Я имела в виду психотерапевта.
Он усмехнулся:
— У тебя что, проблемы с головой?
— Ну, поначалу я была уверена, что со мной все в порядке. Но сейчас, семь месяцев спустя, понимаю, что никогда не была нормальной.
— И как, помогает? — спросил он с улыбкой.
— Представь себе, да. Узнаешь о себе много нового. Удивительное дело.
— Что ж, как я понимаю, у русских есть водка, у американцев — психоаналитики. Наверное, всем что-то такое нужно.
— «Как я понимаю»? «Наверное»?
— Что?
— Ерунда, извини. Просто терапевтша вечно мне твердит: не надо гадать, не надо беспочвенных предположений, не прячься за пустыми словами.
Он опять засмеялся.
— А самый прикол в том, что я пишу об этом колонку. Сначала я особо не задумывалась, почему я это делаю. Я ведь журналист. Писать — это моя работа. Я ее люблю. И я думала, что таким образом смогу помочь другим людям. Но благодаря своей чокнутой докторше я поняла, что не все так просто. Всегда есть скрытые мотивы. Я пытаюсь осознать то, что, оказывается, я по-детски требую внимания, избегаю открывать людям душу и брать на себя ответственность, наблюдаю за собой со стороны, вместо того чтобы просто быть собой, — и это еще далеко не все. Я рассказала об этом своему главреду, но он все равно утверждает, что я могу помочь другим. В общем, все это как-то дико. Я где-то читала, что человек идет к психоаналитику с одной проблемой, а выясняет, что у него их целая куча. Сейчас я примерно в середине этого диковинного путешествия.
«Хорошо выступила, Лорна», — подумала я. Только вот не слишком ли разболталась?
Мы помолчали.
— Так, значит… — Он повернулся и оперся спиной на перила. — Уезжаешь на Ямайку?
— Да. Но всего на неделю. А ты едешь в Малави.
— Но всего на месяц.
Мы смотрели друг на друга и молча улыбались. Наконец он сказал:
— Ты это серьезно — насчет обета воздержания?
Господи боже. Спокойствие, только спокойствие.
— Вполне серьезно.
— Хм-м… А поцелуи считаются?
— Ну, это зависит…
Прощайте, принципы. Прощайте, обеты. Наверное, надо было с самого начала честно себе признаться, что надолго меня не хватит.
— Зависит от чего?
Мы неотрывно смотрели друг на друга. Кажется, прошла целая вечность, а потом он нежно погладил меня по щеке, медленно-медленно наклонился и поцеловал в губы.
Матерь божья. Это фантастика. Терпеть не могу избитое выражение «таять от удовольствия», но я была готова растечься по полу, как мороженое в жару. Хорошо еще, было на что опереться, иначе я бы, наверное, не устояла на ногах. Я так ослабела, что приходилось усилием воли удерживать голову прямо. Иначе она болталась бы из стороны в сторону, а это, боюсь, не очень сексуально.
— М-м-м, — промычала я.
Он улыбнулся — и повторил.
После четырех неземных поцелуев я сказала, что должна пойти домой, потому что где одно, там и другое, а я не хочу никаких «глупостей».
В глазах у него плясала смешинка.
— Ты ужасно забавная.
Должно быть, у меня на лице появилось выражение тревоги, потому что он поспешно добавил:
— В хорошем смысле.
Я сказала, что хочу дать ему в поездку свое африканское ожерелье.
— Это было бы здорово, — сказал он без тени иронии.
Я попыталась развязать веревочку, но не смогла.
— Дай я, — предложил он.
Несколько мгновений я наслаждалась прикосновениями его рук и теплом его дыхания на своей шее. Он распутал узелок и протянул мне ожерелье. Я обмотала подвеску веревочкой, поцеловала ее (очень глупо, не знаю, зачем я это сделала) и вложила украшение в его ладонь.
— Пожалуйста, привези его обратно.
Он посмотрел на мой талисман и осторожно сжал в кулаке.
Шагая домой, вдыхая свежий утренний воздух, я вдруг поняла, что совсем забыла про Кэти. Набрала ее номер. Кэти сообщила, что отлично развлекается, и попросила не волноваться.
На заднем плане раздавалось нестройное хоровое пение.
— Скажите, вы постоянно предаетесь романтическим фантазиям? — спросила доктор Дж.
— Нет, — быстро ответила я.
Слишком быстро. Не надо быть психологом, чтобы заметить: я даже не задумалась. Мне показалось, что меня в чем-то обвиняют, и я рефлекторно выставила шипы. Доктор Дж. не раз объясняла мне, что это нормальная человеческая реакция, и все-таки я была недовольна собой — такой прокол после восьмидесяти часов терапии!
Я рассказывала ей про Дэвида, изо всех сил стараясь не слишком увлекаться. Только строгие факты, ничего лишнего.
— Я встретила потрясающего мужчину. Он врач, спасает людям жизнь, прямо как в американском сериале. Медсестры называют его «доктор Шарм». Ему тридцать четыре. Живет в фантастической квартире возле порта. Сейчас едет в Малави, где поможет тысячам местных жителей.
Но потом я все испортила.
— Мы целовались у него на балконе. Это был лучший поцелуй в моей жизни. Легкий ветерок мягко ерошил мне волосы, и я ощущала себя героиней голливудского фильма. У него самые нежные на свете губы, а на подбородке у меня теперь раздражение от его щетины. Это так здорово! И у него такие большие мужественные ладони. Точно как я люблю! Я думала, что упаду в обморок. Я отдала ему свое ожерелье и попросила привезти его мне обратно — совсем как Золушка, знаете. Правда. Я даже думаю, что именно он может оказаться моим суженым. Я никак не могу перестать о нем думать. Как в той песне Кайли — «не могу выбросить тебя из головы».