Нашли, значит.
Ленька сам дурак. Молчал бы… Только он никогда молчать не умел, трепло и ябеда. Вечно, чуть что не по нем, к классухе бегал. Даже ее достал, но отмахнуться от Леньки было нельзя. У него папаша – настоящий полковник…
И где теперь этот полковник?
Осталась от него убогая квартирка, приватизированная по случаю, да старая «копейка», которая, как Ленька жаловался, вовсе сгнила.
Он позвонил тогда, после Генкиного убийства, и начал плакаться на жизнь. А когда ему прямо заявили, что в этой жизни у всех свои проблемы имеются, и с чужими возиться некогда, Ленька хнычущим голосом заявил:
– А я тебя видел.
Тогда-то сердце и обмерло.
– В школе. У кабинета истории. Все в ресторан уехали, а меня не взяли… Никогда вы со мной водиться не хотели… – В голосе Леньки появились визгливые ноты. – Отделались… а я перебрал немного. Я больной вообще приехал! И голодный! Накатил и заснул… а потом проснулся, и нет никого… в ресторане все…
…и вот интересно, откуда он про ресторан узнал, если спал?
Иначе все было.
На ресторан наверняка сбрасывались, а у Леньки денег не было. Он и в прежние-то времена предпочитал на халяву жить.
– А потом гляжу, ты идешь… Так что не надо мне про проблемы… плати… это ты Генку…
– Чушь.
А сердце уже отмерло. И колотится, стучится о ребра, того и гляди, выломает все… а во рту сухо.
– Ну… полиции скажу, пусть сами решают, чего это за чушь… Картина у тебя? Да?
– Какая тебе…
– У тебя, – перебил Ленька, премерзенько захихикав. – А она поддельная… Обманули дурачка на четыре кулачка… Ага… Я все знаю! И Людку ты… стерва… под Генкину дудку плясала… Приходи, поговорим… только денег принеси…
– Сколько?
Вопрос вырвался прежде, чем человек понял, что сам по себе этот вопрос сродни признанию.
– Двести. Баксов. Для начала, – уточнил Ленька небось, сам шалея от этакой наглости.
Двести баксов у человека было.
И даже триста.
Больше было, но он представил, как будет платить Леньке до конца его никчемной жизни… и даже не во плате дело, но в Ленькиных постоянных звонках, в нытье его, от которого не получится просто отмахнуться. В ощущении власти, которое к Леньке придет рано или поздно. А такие ничтожества, получив власть, становятся тиранами.
Проблему следовало решить радикально.
– Хорошо. – Человек сел.
Он уже знал, что будет делать, и это знание наполняло его спокойствием.
– Давай с утра… Я к тебе домой заскочу…
…Только бы свидетелей лишних не было… Все-таки устраивать массовое отравление – не самая лучшая идея.
– Не, – отмахнулся Ленька. – Завтра поздно. Сейчас давай…
– Уже полночь.
– И что? Ты чего, спать будешь? Не выйдет… Я вот спать не могу… Душа горит… За справедливость горит… Так что давай шевелись…
– А твои…
– Выгнала меня, паскудина! Нет, я ее взял… Кто она была? Никто! Я женился, как честный человек… А мог бы послать куда подальше… в дом привел… Теперь она меня из этого дома и гонит. Разве это справедливо?
– Нет.
Мысль об убийстве больше не внушала отвращения. Напротив, человек понял, что окажет услугу не только себе, но и всему человечеству, избавив его от личности столь бессмысленной и даже вредной, как Ленька.
– На остановку давай, – меж тем Ленька прервал поток жалоб на жену, – я тебя встречу…
– Часа через два…
– Долго…
– Или утром. – Человек не собирался отступать. – Я не дома.
– А где?
– Ну…
– Ясно… Сдох котяра, мыши в пляс… – Ленька вновь захохотал. – Ничего, приедешь – расскажешь… Ты мне все теперь расскажешь… Только это, будь другом, бутылку захвати. Отметим…
Бутылку человек вытащил из бара.
Ее подарили отцу… А он уже не помнил, кто подарил и по какому поводу, главное, выглядела эта бутылка внушительно. Но при всей внушительности игла пробила пробку легко.
Человек несколько задумался над дозой.
Если Ленька выживет…
Не должен.
Снотворное и двадцать миллилитров метилового спирта никому не прибавят здоровья. А он проследит, чтобы Ленька все выпил.
Ленька и вправду ждал на остановке.
– Кидай тут, – велел он, дернув дверь машины. – Шоколадно живешь… а у меня вот…
– Кредитная. – Человек соврал, не желая объясняться по поводу машины, которая вовсе не была роскошной.
– Кредит… Я тоже хотел кредита взять, так не дали… – пожаловался Ленька.
Бросать машину не хотелось.
Во-первых, район, в котором Ленька обустроился, не внушал доверия. Еще колеса поснимают, а то и вовсе угонят. Во-вторых, мало ли, вдруг кто заметит.
– Давай покажу тебе одно местечко… Моя-то, стерва, из дому погнала…
– Ты уже говорил.
– А и еще скажу… Что она, что дочка… одним миром мазали… Я на них пахал без продыху… а взамен чего?
В то, что Ленька способен пахать без продыху, человек не верил. Но старательно кивал и выражение лица сделал приличествующее случаю – сочувственное.
– Погнала… разводиться она будет! И квартиру заберет, потому что я алкаш горький… а я не алкаш. Позволяю себе иногда для отдыху… душа просит…
Он вел какими-то закоулками, и человек старательно запоминал дорогу, потому как совсем не хотелось ему потеряться в этом грязном лабиринте. Оказавшись среди гаражей, он вздохнул с облегчением: здесь хотя бы не воняло. Нет, воняло, но терпимо…
– А все из-за картины этой… из-за Генки, чтоб ему в гробу криво лежалось. – Ленька сплюнул под ноги. – Я ж почему про тебя молчал? Потому что Генка заслужил!
– Тише, – попросил человек. Все-таки места пусть и гляделись глухими, но могли таить в себе неожиданности в виде лишних свидетелей.
– Да не боись, туточки никого… Ща придем… Пришли уже, считай…
Он остановился перед сооружением столь уродливым, что непонятно было, как подобное вообще существует в природе. Ленька выкопал из-под камня ключ, долго возился с навесным замком – можно подумать, кто-то и вправду пожелал бы заглянуть внутрь этого недогаража – потом распахнул-таки дверь.
– Заходи. Чувствуй себя как дома!
К немалому удивлению гостя, внутри было… Не сказать чтобы совсем комфортно, но почти прилично. С потолка свисал шнур, и желтая лампа давала свет, пусть тусклый, но все же. В этом свете гараж казался больше, и дальняя стена с полками терялась в сумерках. Зато видны были и стол, и топчан, заваленный старым шмотьем. Стоял у дивана обогреватель…