— Когда я пришел, тираж газеты был меньше 20 тысяч. И как выяснилось, при обилии периодических изданий завоевать утраченные позиции очень тяжело. Мы бились много лет, прежде чем достигли тиража 100 тысяч экземпляров. Благодаря чему? Только благодаря тому, что мы вернули всех изгнанных авторов: патриотов, государственников, разумных либералов. И постепенно возвращали читателей. Нам особенно важно было снова завоевать учителей, это же наш читатель! Инженер, думающий военный, бизнесмен — это все наши читатели.
— А насколько вообще востребована бумажная пресса? Что ее ожидает?
— Обвала интереса к бумажной нашей версии пока нет. Хотя снижение заметно, идет явное перетекание читателя с бумажной версии на сайт. Я думаю, этот процесс при поколениях, выросших на бумажной литературе, будет постепенным, пока сохранится инстинкт развернутой свежей газеты. Потом, после нас, этот процесс пойдет гораздо интенсивнее.
— То есть, Вы полагаете, что бумажная пресса со временем вообще исчезнет?
— Нет, я не думаю. Например, на Западе издатели мне рассказывали, что сначала вроде бы интерес к бумажным изданиям пошел на спад, книги стали читать в интернете, а потом вдруг все обернулось вспять. И они интересную вещь заметили: художественную книгу, которая в интернете не пользуется спросом, нет смысла печатать на бумаге. А та, что вызывает интерес пользователей, хорошо расходится и в бумажной версии. Как будто, прочитав книгу в интернете, ты прочитал ее не по-настоящему. Так что, думаю, пока помучаемся с бумагой. А может, случится и так — бумажная продукция станет модой, возникнут закрытые клубы любителей бумажной книги, фанаты запаха типографской краски. Кто знает…
— Как по-вашему, писатель — это зеркало, отражающее действительность, или — творец своего мира?
— И то, и другое. Для начала писателю надо научиться отражать свою эпоху. Сейчас выросло целое поколение писателей, читая книги которых, вообще не понимаешь, откуда они, где выросли, какую страну, культуру представляют. Обязательно писатель должен уметь описать свое время, свой социум, свой народ. Например, сегодня немало писателей, которые пишут по-русски, но стесняются сказать: я — русский писатель. А кто ты тогда? Нет людей вообще. Но есть подпольные люди. Еще одно наблюдение: каждый писатель говорит на языке своего поколения. Это и особая версия родного языка, это и особый мир явлений, которые ближе его поколению. Литераторы говорят на языке своего времени, этим объясняется, почему вдруг писатель, в своем поколении безумно популярный, следующему уже неинтересен. Пришло поколение с другим языком, появились писатели, которые говорят на языке своего поколения.
— Ну, Толстой и Достоевский остаются.
— Конечно, потому что они принесли новые идеи, новую систему образов, новую эстетику. Вот они остаются. Они интересны уже всем поколениям.
— Давайте перейдем к злобе дня. События на Украине взволновали весь мир, но более всего эта проблема коснулась России. Чем закончится эта война? Что будет с народом, живущим в ДНР и ЛНР?
— То, что происходит сейчас на Украине, случилось бы рано или поздно. В мире есть немало стран, где в одном государстве оказались собраны разные народы. Взять ту же Бельгию — она была создана после поражения Наполеона, так перекроившего карту Европы, что все запутались. Она объединяет народы, которые вместе жить никогда не собирались. Тем не менее, уже скоро 200 лет как живут бок о бок. Так же возникла и Италия, там до сих пор есть регионально-этнические проблемы, но государство существует. Если бы к власти на Украине пришли нормальные люди, люди с евразийским сознанием, то конфликт можно было бы смягчить. Но, к сожалению, там захватили власть националисты. Они не смогли сохранить многоплеменную страну, ведь галичанина, малоросса, крымчанина и дончанина считать украинцами, то же самое, как всех темнокожих именовать «неграми». В 20 веке произошло то, что Лев Гумилев называл зигзагом истории: к Малороссии прилепили территории, которые заселены русскими, потом Западную Украину и вдобавок Крым. Но они так и не срослись, не сроднились. Если бы украинская власть пошла на федерацию, не гноила русский язык, то страна, возможно, и уцелела. Но неумные люди решили окриком и наскоком из русских сделать украинцев. Можно ли армянина заставить быть азербайджанцем? Нет. И нашла коса на камень. Сделать уже ничего нельзя.
— А что делать с двойными стандартами? Почему Косову — можно самоопределиться, а луганским и донецким русским, которые там проживают, Нагорному Карабаху — нельзя?
— Ничего нельзя с этим сделать. К этому надо относиться как к традиционной несправедливости по отношению не только к России, а вообще к народам Евразии. Запад всегда был несправедлив. Что вытворяли во время Первой мировой войны турки — союзники немцев, и что делал просвещенный Берлин, когда началась резня армян? Ничего. Тихо кивал. В геноциде армян немцы тоже повинны, они были хорошо осведомлены о том, что творят турки. К нам, народам, населяющим Евразию, относятся как к людям второго сорта. Ну и что? Пусть относятся. Нужно делать свое дело. Решать свои вопросы. И относиться к ним так же. Как китайцы, считающие себя сердцевиной мира. Судя по всему, Украина распадется на две-три части. К этому все идет. Думаю, в результате возникнет Новороссия. В каких отношениях она будет с Украиной, Россией — сложный вопрос, многое зависит от расстановки политических сил в мире. Могу только предполагать, что после кошмара, который Киев устроил в Донбассе и Луганске, они на Украину больше не вернутся. Такие обиды не прощают. В коллективном сознании людей, которые живут сейчас в этом регионе, сформировалось к действиям Киева такое же отношение, как у армян к геноциду. Да это и есть геноцид, но только более современными методами осуществляемый.
— При чтении многих современных произведений в стихах и прозе вспоминается пролетарский поэт Иван Бездомный, который впоследствии сам признал, что его искренние революционные творения были чудовищны… Скажите, насколько вредит литератору идеологическая ангажированность, и может ли писатель, поэт, быть вне идеологии?
— Тут есть две крайности. Писателя без идеологии быть не может. Это исключено. Даже если он тщательно ее скрывает. Даже если у него нет своей идеологии, а есть только отрицание господствующей идеологии, это уже идеология. Это называется идеология анти-элиты. Если не нравится все, а главное — народ. Самое страшное, кстати, когда приходит к власти анти-элита, как сейчас на Украине. Но литература глубже и шире идеологии. У самого последнего негодяя есть своя правота перед Богом. Вот эту правоту должен понять писатель. Не оправдать! Понять… Когда ты политизирован, то мыслишь по-манихейски: черное-белое, черное-белое. Но писатели давно нашли способ, как стравливать этот излишний политический пар. Я тоже пользуюсь этим способом. Это — публицистика. Казалось бы — зачем писать статьи? Скажи то же самое в романе. Но писатель-то понимает: едва в романе герои начнут спорить на политические темы долго и нудно, как у Солженицына, читать не будут, как не читают сегодня толстенные романы автора «ГУЛАГа». Статьи дают возможность остудить в себе излишнюю политизированность, охладить ум.