Левиафан и либерафан. Детектор патриотизма | Страница: 35

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— То есть, политика мешает художественному слову?

— Чрезмерная политизированность. Не надо отказываться от своих политических взглядов, но и не надо быть их рабом.


— Но Вы же участвуете в политической жизни страны?

— Это уже другой разговор. Конечно, участвую. По некоторым моим статьям даже принимались политические решения. После статьи «Где проспект Ивана Калиты?» по стране пошла волна присвоения улицам и переулкам имен нашей корневой истории. Это же бред! Приезжаешь в город Егорьевск и ходишь по улице Розалии Землячки, которая там никогда не была. Зачем мне Розалия Землячка, извините? У нас есть святая Феврония, княгиня Дашкова, Анна Ахматова, Галина Уланова… Это одна форма участия в политике — словом. Можно участвовать делом. Я много лет вхожу в Президентский совет по культуре. В свое время именно мы подняли вопрос о том, что у нас совершенно чудовищные учебники по истории. И процесс выработки консолидированного взгляда на историю все-таки пошел.


— У нас на носу Новый год, и наша беседа выйдет в преддверии праздника. Что бы Вы пожелали нашим читателям?

— Судьбы российского и армянского народа исторически тесно связаны. В последний приезд в Ереван я встречался с президентом Армении, его видение того, что происходит в мире, его усилия по укреплению и восстановлению связей между Россией и Арменией мне очень близки. Надеюсь, в будущем году мы станем еще ближе к взаимной выгоде и взаимной помощи. Верю, что в будущем году окончится безумие, когда Запад решил поставить Россию в угол. Вы сначала найдите такой угол, в котором мы бы поместились! Надеюсь, в будущем году Европа опомнится. А пожелания? Чтобы мы все были здоровы и счастливы в будущем году, а наш общий ковчег не штормило бы…

Беседу вел Григорий Анистонян,

декабрь 2014, газета «Ноев ковчег»

Лабораторная пьеса — это нонсенс!

Юрий Поляков о мастерстве драматурга и дезертирах от искусства

12 ноября 2014 г. исполнилось 60 лет Юрию Полякову — писателю, чьи романы и повести издаются огромными тиражами, а пьесы идут в лучших театрах столицы. Премьера его пьесы «Как боги» во МХАТе имени Горького стала ярким событием театральной Москвы. О задачах и проблемах современной драматургии Юрий Поляков рассказал в интервью «Вечерней Москве».


Филолог по образованию, Юрий Поляков начинал как поэт, отсюда экспрессивная эмоциональность его стиля, точность в подборе слов, свежесть и неожиданность метафор. Перейдя на прозу, он создал целую галерею характеров и судеб, своего рода энциклопедию русской жизни нового времени. Другой бы литератор эксплуатировал годами то, что наработано, но ему интересно пробовать свои силы в разных направлениях. Он блестящий публицист. Много сил и времени отдает «Литературной газете», которая с приходом Юрия Полякова на пост главного редактора пережила свое второе рождение.

Будучи одним из самых издаваемых писателей, он вступает в неизведанную и опасную зону драматического искусства. Авантюра? Риск? Конечно! Но кто не рискует, тот не пьет шампанское. Сегодня пьесы Юрия Полякова идут в лучших театрах столицы, их ставят по всей стране и за рубежом. Живые сюжеты, оригинальные персонажи, остроумные репризы, а главное, глубокий смысл и высокая художественная планка вызывают большой зрительский интерес. Если раньше люди ходили на «звезд», занятых в спектакле, то сейчас зрители идут в театр, увидев на афише имя автора — Юрий Поляков.


«Феномен Полякова»

— Юрий Михайлович, к 60 годам вы подошли с несколькими собраниями сочинений, каждый год появляется ваш новый роман или повесть. У критиков даже появился такой термин — «феномен Полякова». В чем секрет такой работоспособности?

— Ну, не каждый год. Просто мои вещи переиздают, экранизируют, инсценируют… Кажется, будто я написал очень-очень много, но это иллюзия. На самом деле большинство моих ровесников, активно работающих в литературе, написали раза в 3–4 больше, чем я. А я как раз исхожу из ленинского принципа: лучше меньше, да лучше. Я всегда подолгу работаю над текстами, не выпускаю их из рук, пока не достигну устраивающего меня уровня. Зато потом эти книги долго служат — и читателю и мне. Помногу раз переиздавались «Сто дней до приказа» и «Апофегей», «Парижская любовь Кости Гуманкова» и «Козленок в молоке», «Замыслил я побег». Даже «Гипсовый трубач», оконченный в 2012 году, выдержал уже пять изданий.

А работоспособность воспитана с детства. Я вырос в рабочей семье, у меня никогда не было ни полезных связей, ни нужных знакомств. Я всегда зависел лишь от себя и знал, что если что-то сделаю, значит, сделаю. Если не сделаю, значит, никто за меня это не сделает.


— Проза, поэзия, публицистика, драматургия — как вам удается так легко переходить от одного жанра к другому?

— Не знаю, какой-то тумблер в мозгах щелкает, но в принципе это типично для русской литературы. Наши крупнейшие писатели с успехом работали в разных жанрах. Возьмите Тургенева — это проза, драматургия, публицистика и поэзия. У Толстого — проза, драматургия и гениальная публицистика. И у Чехова — то же самое, и у Булгакова, Леонова, Катаева. Разные жанры дают писателю возможность проявить разные стороны своего социального, психологического, эстетического опыта. Что-то можно полнее выразить в прозе, что-то в публицистике, что-то в драматургии. Были и чистые драматурги как, например, Островский, Эрдман, но, в основном, все они за редким исключением работали в четырех основных жанрах — стихи, проза, драматургия и публицистика. Это совершенно нормально, потому что нет такой профессии — прозаик, поэт или драматург. Есть профессия — литератор, который должен уметь все. Если надо, я могу, точно так же как вы, сделать интервью. Маркес взял сотни интервью. И рецензию могу написать, и стихи сочинить на какой-нибудь случай.

Когда у меня в голове рождается идея или сюжет, я понимаю, что буду писать — статью или повесть. Например, я задумался, почему в Москве практически нет улиц, связанных с Московской Русью да и с Романовской Россией. Ни улицы Ивана Калиты, ни Александра Третьего, ни Алексея Тишайшего… Это неправильно, но не роман же об этом писать! Конечно, это статья — «Где проспект Ивана Калиты?» Или, допустим, мне пришла идея рассказать о судьбе журналиста, который во время перестройки боролся за свободу слова, и показать, куда его привела эта дорога, вроде бы, вымощенная благими намерениями. Ясно, что по объему, по населенности героями — это роман. Его я сейчас заканчиваю, называется он «Любовь в эпоху перемен» и выйдет в будущем году. Или моя новая пьеса «Как боги», которая широко идет по стране. Это история человека, который решил, что он будет жить, выполняя все свои желания — как боги. И я с самого начала понимал, что это будет пьеса, в основе которой любовный треугольник.


Архитектура в диалогах

— Существует миф, что сочинить пьесу гораздо проще, чем роман или повесть — меньше страниц, не нужно описаний, одни диалоги: слева пиши, кто говорит, справа, что говорит — вот и пьеса. Почему же тогда так мало хороших современных пьес? Какие трудности преодолели вы, осваивая профессию драматурга?