«Ах, мне бы твои заботы, дружок! – невесело думал он. – Радуйся, что тебе не ответили взаимностью. Я-то насмотрелся, к чему приводит любовь. И хоть отец незадолго до своей страшной смерти говорил мне в порыве откровенности, что человек без любви – это покойник в отпуске, я всё же предпочту одиночество. Взрывы неуправляемых эмоций? Нет, это не по мне. Ты мечтаешь о своей Дженни, ты желаешь её, ты надеешься… Берегись! Иногда надежды сбываются. Порой это самое страшное, что может случиться с человеком».
Майкл Лайонелл тоже уже избрал себе жизненный путь, знал, к чему стремиться. Он на одном дыхании проглотил выходящие еженедельными выпусками в «Evening Chronicle» рассказы мистера Конана Дойла о блестящем сыщике Шерлоке Холмсе, заметки Чарлза Диккенса о Скотланд-Ярде, появившиеся в самое последнее время повести Роберта Льюиса Стивенсона о неподражаемом принце Флоризеле. Да, к концу девятнадцатого столетия детектив оформился как самостоятельный литературный жанр и стремительно входил в моду у читающей публики как в Англии, так и на континенте. Сын мистера Лайонелла, что называется, загорелся! Он решил посвятить себя борьбе с преступностью, о чём с гордостью поведал Ричарду.
Тот только незаметно усмехнулся.
«Знал бы ты, – думал Дик, – ах, если бы ты только знал! Вот перед тобой, дружок, самый настоящий преступник, по всем человеческим законам – отравитель и убийца. Который не чувствует даже тени угрызений совести, не правда ли, здорово?! Какие там частные детективы, принцы и прочие сыщики из новейшей литературы, продающейся в лавчонках на Пенни-лейн! Даже твой отец, умнейший человек с колоссальным жизненным опытом, который находился в самом центре событий, и тот не смог ни о чём догадаться!»
А всё-таки Ричард Стэнфорд недооценил приятеля своих детских лет! Майкл Лайонелл унаследовал от отца не только добродушный характер, крепкое здоровье и располагающую внешность, но и острую наблюдательность. И с некоторых пор Майклу стало казаться – с отцом что-то не совсем так. Особенно после визитов Ричарда Стэнфорда, после разговоров с Диком.
– Отец, ведь вы стали опекуном Дика? – спросил Майкл мистера Лайонелла после одного из таких визитов. – Поэтому он стал так часто бывать у нас?
– Да, Майк. А почему тебя это интересует? Разве ты недоволен? Ведь вы, сколь я помню, были добрыми приятелями. Я, кстати сказать, искренне одобрял и одобряю вашу дружбу.
Майкл неопределённо пожал плечами, чуть смущённо продолжил:
– Вы всегда прекрасно относились к Ричарду, я знаю. Но последнее время вы прямо-таки восхищаетесь им. Его умом, волей, целеустремлённостью. Вы всё время ставите его мне в пример. Я, знаете ли, даже стал немного ревновать вас. Нет, я тоже люблю Ричарда, я сочувствую ему, ведь он пережил смерть родителей и брата. Но… Он ведь не старше меня, а вы соглашаетесь с каждым его словом!
«Буквально в рот ему смотрите, – добавил Майкл про себя, – точно с вами говорит не мой шестнадцатилетний ровесник, а премьер-министр королевства. Странно всё это! Непохоже на отца. Меня-то он весьма часто критикует и поучает. Я, кстати, благодарен ему, потому что у отца есть чему поучиться. Но с Ричардом… Будто околдовал он отца, право слово!»
Это точно. Околдовал. Так что воздействовал препарат, как ещё воздействовал. Особая изощрённость этого воздействия заключалась в том, что оно было адресным! Рассчитанным только на мистера Генри Лайонелла! Ведь уровень критичности клерков адвокатской конторы, того же Майкла и тем более самого Ричарда нисколько не снижался, хоть и они вдыхали летучую смесь, что пропитывала тампончики, лежащие в жилетном кармане. Всё правильно и объяснимо, никакой мистики – просто обмен веществ у каждого человека имеет неповторимые индивидуальные чёрточки. Это словно отпечатки пальцев, рисунок сетчатки, голосовые характеристики. Только вот нужен был гений Ричарда Стэнфорда, его особый дар, чтобы чувствовать столь тонкие нюансы в поведении человеческого организма, в его внутренней среде. Этому и через сто лет толком не научились, и, скажем, медики до сей поры лечат не больного, а болезнь. Хоть надо бы наоборот.
– О! Твой приятель Дик – человек особенный! – с нешуточным энтузиазмом ответил сыну мистер Лайонелл. – Он прославится сам и прославит Англию! Мы, сынок, ещё будем гордиться тем, что знали его!
Майкл только несколько недоумённо усмехнулся и промолчал. Удивительно… В таком приподнятом и патетическом тоне его отец не говорил даже о своём любимом Беджамине Дизраэли, графе Биконсфильде. Что там, даже о королеве Виктории, а к ней мистер Лайонелл относился с исключительным пиететом и почтением!..
Словом, к началу лета девяносто первого года одну свою задачу Ричард Стэнфорд успешно разрешил: его опекун, мистер Генри Лайонелл, сделался совсем «ручным». Ричард представил адвокату отчёт об истраченной к тому времени тысяче фунтов. Мистер Лайонелл проглядел его, что называется, по диагонали и остался полностью удовлетворённым всеми тратами Дика. Он лишь заметил с некоторым сожалением:
– Судя по вашим покупкам, Ричард, ваши интересы лежат в области химии…
– Да, мистер Лайонелл. Вы правы. Химии и физиологии.
– Досадно, – добродушно пробурчал мистер Генри. – Какой великолепный юрист мог бы из вас получиться! Или политический деятель! С вашим умом, талантами, целеустремлённостью вы могли бы со временем стать лорд-канцлером и даже возглавить правительство! Впрочем, я уверен, что вы сможете прославить британскую науку.
Вот так действовало внушение, подкреплённое летучим препаратом, который сконструировал Дик!
Понятно, что настроенный таким образом Лайонелл с лёгкостью санкционировал решение Ричарда заложить Стэнфорд-холл в банк Ост-Индской торгово-промышленной компании и переехать в Лондон.
К середине лета ссуда в двадцать тысяч фунтов стерлингов была перечислена на счёт, открытый тем же банком на имя Ричарда Стэнфорда. Дик обрёл финансовую независимость, отдал долг Лайонеллу. Правда, в течение трёх лет ссуду необходимо было вернуть с процентами, но Ричард не слишком волновался на этот счёт, он знал, что в столице сможет заработать неплохие деньги.
Частые встречи с Майклом Лайонеллом навели Ричарда на одну мысль, точнее, пробудили в нём давнее желание. Дело в том, что Дик немного завидовал мощному телосложению Майкла, его физической силе и ловкости. Он знал, что таким же ему не стать, сколько ни упражняйся. Некоторые вещи либо даются от природы, либо нет, тут многое от наследственности зависит.
Когда Ричард мысленно возвращался к годам, проведённым в пансионате Прайса, он частенько вспоминал бесчисленные потасовки и стычки со сверстниками. Хотя бы ту, когда его, сонного, облили водой… Да мало ли их было! Дик не любил насилия в любых видах, но был вынужден драться, чтобы хоть как-то защитить своё достоинство. Как же яростно он желал в такие минуты стать могучим, словно сэр Ланселот Озёрный или ещё кто-нибудь из сподвижников легендарного короля Артура, рыцарей Круглого стола! Они, даже без оружия, справлялись в одиночку с десятками врагов. Они могли мчаться быстрее своих коней, разбивать ударом кулака крепостные стены. Вот если бы ему стать таким могучим, ловким, быстрым! Тогда бы его обидчикам не поздоровилось…