«Всё верно, – подумал Ричард. – Так и должно быть. Просто это значит, что пользоваться «приливом» нужно очень осмотрительно, тело не выдержит длительного форсажа. Но кто сказал, что я стану принимать препарат ежедневно? Нет, прибережём для особых обстоятельств».
А последействие? Не было последействия, вот что самое интересное, даже голова не болела. Только спал Дик после эксперимента на себе сутки подряд, не хуже Капитана Дрейка. И есть ему на следующий день хотелось неимоверно, прямо-таки волчий голод Дик испытывал.
Ричард Стэнфорд снова обогнал своё время.
Конечно, диверсионный спецназ в той или иной форме существовал со времён Троянской войны, но по-настоящему этот специфический род войск расцвёл в двадцатом веке. Очень серьёзные научные коллективы работали на коммандос, разрабатывая специальное оружие, снаряжение и, заметим, специальные фармакологические средства, которые делали из спецназовцев суперменов. Само собой, на время…
Так вот, ничего равного, даже приближающегося по мощи воздействия к «Tide» эти коллективы не создали! А ведь они были вооружены приборами и методиками, которые и во сне бы не приснились молодому англичанину.
Или взять проблему допинга, которая встала в полный рост в том же двадцатом веке, когда спорт сделался профессиональным и стал приносить громадные доходы. Чего только не использовали, каких только хитроумных средств не применяли, чтобы повысить спортивные результаты! Допинг-контроль всегда плёлся в хвосте, запаздывал, не был в состоянии отслеживать последние разработки. Сколько спортсменов расплачивались здоровьем, а порой и жизнью за непреодолимое желание победить сегодня, сейчас, за алчность менеджеров и владельцев команд! Успех любой ценой, и плевать на этику, лишь бы за руку не поймали. Но Ричард Стэнфорд задолго до этой мутной волны, затопившей профессиональный спорт, уже создал идеальный допинг. Кстати сказать, такой аспект применения «прилива» почти сразу пришёл в голову Дику. Немного позже, в Лондоне…
Впрочем, рассказ об этом впереди.
История создания «прилива» лишний раз доказывает: в научном творчестве высшего класса всё, или почти всё, решают не вложенные средства, не приборное обеспечение, не численность исследователей, атакующих проблему. Нет! Тут нужна светлая голова одного человека и озарение.
…Ричард изготовил несколько доз препарата «Tide» из такого расчёта, чтобы эффект от приёма продолжался два часа, три часа и половину суток. Концентрированный раствор порошка он заключил в небольшие желатиновые капсулы. Теперь «прилив» всегда был готов к употреблению.
По просьбе Ричарда сын Генри Лайонелла провёл с ним боксёрский спарринг. Майкл поначалу весьма скептически отнёсся к этому предложению: он был на добрые двенадцать фунтов тяжелее Стэнфорда, да и о технике бокса Ричард имел самое слабое представление. Как с ним, неумехой, боксировать? Это же форменное избиение получится, а не бой. Но Дик умел настоять на своём.
Откуда Майклу Лайонеллу было знать, что после приёма «двухчасовой» дозы уникального стимулятора его приятель переносится в другой временной ритм, в такой пласт восприятия реальности, где и легендарный Джек Хеннерти, абсолютный чемпион Англии, мало что смог бы противопоставить этому хрупкому юноше.
– Когда ты научился так здорово боксировать, Дикки? – недоумённо спросил Майкл после трёх раундов, проведённых в полном соответствии со строгими правилами маркиза Квинсберри. – Я просто не поспеваю за тобой! А ведь я, поверь, боксёр не из последних, и меня тренирует сам Джек Робинсон. Ты движешься куда быстрее меня, ты словно бы угадываешь направление всех моих ударов, как будто мысли читаешь. С твоей реакцией… Дикки, если тебе немного потренироваться и грамотно поставить удар, то… Не представляю, кто в Йоркшире мог бы справиться с тобой на ринге.
Ричард только незаметно усмехнулся. Удар поставить, надо же! Да ударь он, будучи под действием «прилива», в полную силу, Майкла пришлось бы уносить с ринга.
…Через несколько лет Майкл Лайонелл вспомнит этот спарринг-бой. И это воспоминание станет первым пунктом в длинной череде рассуждений, которые заведут сына мистера Генри Лайонелла очень далеко.
Тогда же, в начале осени, появилась у Ричарда Стэнфорда ещё одна задача, которую он хотел решить до переезда в Лондон.
Характер мышления Дика отличался интересной особенностью: стоило юноше зацепиться, пусть даже случайно, за одно звено своих воспоминаний, как, независимо от его воли, вытягивалась вся цепочка. Одним из стимулов создания «прилива» оказались картинки прошлого, связанные с Йорком, с пансионатом Энтони Прайса. То, как страстно хотел тогда Дик стать неизмеримо сильнее своих мучителей, дать им отпор, отомстить за издевательства. Опять же, серый Капитан Дрейк живо напомнил ему рыжую Искорку, которую безжалостно убили только для того, чтобы сделать ему больно. И вот мысли Ричарда стали чаще и чаще возвращаться туда, к тем недоброй памяти четырём годам. Как выяснилось, Стэнфорд ничего не забыл и ничего не простил! Это мучило его, словно старая заноза, которую не вытащили. Прошлое, особенно годы детства, обладает громадной властью над многими людьми, здесь психоаналитики, пожалуй, правы. К Ричарду Стэнфорду это относилось в самой высокой степени.
«Те мальчики, с которыми я тогда жил и учился, которые глумились надо мной, они выросли, – невесело думал Ричард. – Ехидный и хитрый Роберт Мюррей, красавчик Джерри Хантер, Томас Блэквуд, походивший на злобную раскормленную гориллу… Многие другие. Через год все они закончат колледж Прайса, разъедутся кто куда. Они, конечно же, давным-давно позабыли темноволосого чужака, «обезьяньего раджу». Забыли, как травили меня. Но я-то не забыл их! Хоть очень хотел бы. И брезгливые взгляды мисс Клайтон, и высокомерную ухмылку самого мистера Прайса я тоже превосходно помню, точно вчера всё это было. И то, как они насмехались над моей матерью, и мою загубленную кошку… Я помню все свои обиды, всю глубину своего отчаяния. Несправедливо и неправильно, что это осталось безнаказанным! Понятно, что их вина не идёт ни в какое сравнение с виной Питера, и всё же… Я хотел бы отплатить им за четыре года мук и унижений. Только как? Не ехать же в Йорк, чтобы, приняв дозу «прилива», как следует избить своих мучителей… Теперь-то я запросто справлюсь что с любым из них, что со всеми вместе. Но! Слишком уж это глупо, по-детски, да и попросту в полицию можно угодить. Нет, надо тоньше, по-другому».
Мысли о том, что неплохо было бы отомстить Мюррею, Хантеру, Блэквуду и всем остальным своим однокашникам по колледжу, не оставляли Ричарда, становились всё настойчивей и неотвязней. Неудивительно! Уж если человек хоть раз почувствовал себя орудием Провидения, инструментом, которым Всевышний осуществляет справедливое возмездие, то ему будет очень непросто отказаться от такого взгляда на себя. Это затягивает, недаром грех гордыни считается в христианстве одним из самых страшных, смертных грехов. Но Ричард Стэнфорд всегда с большой долей скепсиса относился к религиозной догматике. Он полагал, что никакие посредники в его отношениях с Богом не нужны, что это – особые отношения, и он лучше, чем кто-либо, понимает высшую волю.