Лизергаты оказались самыми мощными галлюциногенами из всех известных человечеству. Сильнее псилобицина и мескалина, о морфии и прочих опиатах вовсе говорить нечего. Страшные вещества, врывающиеся в человеческую психику с неодолимой яростью тропического урагана.
И производящие в психической сфере столь же страшные разрушения, как ураганы и смерчи в физическом мире.
К тому же все производные ЛСД были наркотиками, вызывали быстрое привыкание, психическую и физическую зависимость. Словом, люди в который раз заглянули в ящик Пандоры, вытащили оттуда очередную опасную игрушку, открыли себе на горе новую напасть и заразу.
Точнее, переоткрыли. Потому что первым был Ричард Стэнфорд.
Сейчас Дик держал в руках колос, и восьмилучевые звёзды, заключённые в маточных рожках, овевали его потоками тёмной энергии. Ему казалось, что на ладони у него лежит сгусток холодного пламени, мерцание алых лучей завораживало, не давало оторваться. А ещё удивительные и зловещие звёзды пахли. Сгоревшим порохом и ладаном, странная получалась смесь. Этот запах и текучая мелодия немного туманили голову, мешали чётко мыслить, меняли временные масштабы. А ведь Дик всего лишь крепко сжимал колосок в руках! Воистину пугающая мощь была спрятана под невзрачной оболочкой ядовитых грибов.
Ричард переключился на обычные каналы восприятия, мир вокруг послушно изменился, стал обыденным. Рядом, нетерпеливо подёргивая шкурой, переступала с ноги на ногу Клеопатра, из кустов бересклета, росших по краю ржаной полоски, доносилось мелодичное попискивание коноплянок. Колосок? Вот он, колосок. С виду совсем обыкновенный.
Дик перевёл взгляд на небо, удивлённо присвистнул. Как незаметно пролетело время!
«Однако! – подумал он. – Судя по солнцу, я простоял здесь не меньше часа. Но до чего же интересное вещество скрыто в спорынье! А ведь оно мне пригодится. Я выкую из него такое оружие… Против кого? Ну, как это против кого…»
Ричард отпустил свой разум в свободное плаванье, вспоминая лица и силуэты мальчиков из пансионата Прайса, оскаленную мордочку мёртвой Искорки, скрипучий голос экономки…
«Теперь я знаю, как мне отплатить всему колледжу Прайса сразу. И ученикам, и учителям, и мерзкой старухе мисс Клайтон, и заносчивому хозяину, который тоже терпеть меня не мог. Нет, я не хочу ничьих смертей. К чему излишняя жестокость? Мои недруги даже не сойдут с ума, хоть, видит Бог, эти жуткие звёздочки в состоянии сделать сумасшедшим кого угодно. Теперь я понимаю, отчего многие больные эрготизмом лишались рассудка. Нет, я постараюсь смягчить эффект. Но страха они натерпятся лютого! Ничего: два часа ужаса за четыре года моих мучений… Это справедливая плата. Такие два часа, которые запомнятся им на всю оставшуюся жизнь. А задача обещает стать крайне любопытной! Но, если я её решу, я сделаю то, чего никто ещё не делал. Я получу уникальный препарат. И он будет воздействовать уже не на тело, как мой «Tide», а на разум и душу. Как раз то, к чему я стремлюсь. Потом можно будет хорошенько поразмыслить о том, как использовать скрытые потенции багровых звёзд, как превратить их тёмные и злые стороны в светлые и добрые. И всё же сначала пусть-ка со мной рассчитаются по прежним долгам!»
Тут Ричардом вдруг снова овладело беспокойное чувство, уже испытанное им в декабрьскую ночь прошлого года, когда, проводив мистера Лайонелла в посёлок, он в одиночестве возвращался в Стэнфорд-холл. Казалось, что кто-то пристально наблюдает за ним, тщательно изучает его. Смутная тревога охватила юношу. Как будто кто-то, таившийся за его спиной, медленно пробирался к сознанию Стэнфорда, пытался читать его мысли. Нечто, существующее за гранью реальности, но тесно связанное с ней. Мало того! Мысли Ричарда, похоже, вызывали одобрение призрачного наблюдателя.
Дик сердито стукнул кулаком по ладони, встряхнул головой, отгоняя дурацкое наваждение. Затем вскочил в седло и, пустив Клеопатру в галоп, направился домой. Теперь надо было поспешить, пока зараженную спорыньёй рожь всё же не сожгли. Иначе замучаешься искать зрелые маточные рожки клавицепса.
На следующее утро Ричард, прихватив пони, запряжённого в небольшую тележку, снова оказался у полоски ржи, поражённой клавицепсом.
Вооружившийся острым серпом, он за полтора часа срезал достаточное количество колосьев, связал их в десяток снопов, которые доверху наполнили тележку. Теперь Ричард был обеспечен сырьём. Можно приниматься за работу в лаборатории.
Сначала Ричард составил подробный план, выстроил в уме тактическую схему. Он перебирал один вариант, другой, третий… Он обдумывал их тщательно, не торопясь. Сам этот процесс приносил ему радость, так искусный шахматист получает удовольствие, решая сложную задачу или этюд.
Задача оказалась головоломной. Как и при создании «прилива», она не позволяла решить себя с наскока. Ричарду потребовалось полтора месяца тщательной и кропотливой работы, чтобы выделить из рожков нужный ему компонент, а затем изменить его в требуемом направлении. Чего он хотел добиться? Того, чтобы смертельно опасная багровая звезда немного смирила свой нрав. Чтобы бритвенно острые кончики её лучей не кромсали всю кору головного мозга, вызывая гибель или безумие, а действовали адресно, били по определённому пункту в мозгу. И чтобы этот удар не становился затяжным, а продолжался, скажем, два или три часа.
Но по какому же пункту? Вот тут начиналось самое любопытное! Дик благодаря своей фантастической интуиции, благодаря пониманию механизмов, лежащих в основе психической деятельности, снова стал первооткрывателем. Правда, это открытие, как и все остальные его открытия и изобретения, кануло в безвестность. Стэнфорд никогда не торопился сообщать миру о своих находках, он оставлял их для себя. И был, наверное, прав. Ричарда просто не поняли бы, посчитали бы в лучшем случае оторванным от реальности мечтателем и фантазёром, а в худшем не совсем нормальным человеком. И то сказать: кто бы мог так полно, как Стэнфорд, ощутить потаённую структуру веществ? Кто мог бы поглядеть на сложнейшие процессы, происходящие в мозгу, «изнутри»? Дик ни в ком не нашёл бы понимания. Такова была неизбежная плата. Сам Ричард полагал, что лишь ещё одному человеку в прошлом были даны возможности, в чём-то сходные с его. Альберту Великому, блестящему средневековому богослову и поэту, алхимику и философу. Его основной труд – трактат «О Трансмутациях Природных Элементалей» был изучен Ричардом Стэнфордом вдоль и поперёк. И Ричарду казалось, что его знаменитый предшественник тоже был наделён таинственными способностями, мог мысленно проникать вглубь веществ живой и неживой природы.
Итак, Ричарду открылось, что в мозге имеется два особых центра, расположенных рядом, совсем близко друг от друга. Они отвечают за эмоции, за «настроение», только слово это нужно толковать максимально широко. Если возбуждать один из них, то человек начинает переживать чувство удовлетворения, даже счастья, ему становится хорошо, словно сбылись все его чаяния и надежды. Когда возбуждение достаточно сильное, объект переживает одновременно целую гамму положительных эмоций. Насыщение после долгого голода… Радость отдыха после изнурительной работы… Сексуальное наслаждение… Наконец, просто беспричинный, как говорится, щенячий восторг бытия, безмятежная эйфория. И всё это вместе и очень мощно. Словно заживо в раю оказываешься, причём в индивидуальном раю, скроенном по твоему вкусу.