Они обменялись рукопожатиями и вошли светлый, выкрашенный в кремовый цвет просторный офис с двумя письменными столами, аэрофотографической картой города и несколькими постерами на стенах, на одном из которых бросалось в глаза слово «КАННАБИС».
Мужчины сели за маленький круглый стол. Барт предложил гостю кофе и пододвинул чашечку с шоколадным печеньем:
– Угощайтесь, если проголодались.
– Спасибо.
– Итак, вы детектив полиции Суссекса. Знаете Грэма Баррингтона?
– Да, и очень хорошо. Он недавно вышел в отставку.
– Вышел в отставку? – нахмурился Барт. – Такой молодой?
Грейс улыбнулся:
– Такая у нас система. Большинство офицеров уходят в отставку после тридцати лет службы.
– Он был здесь два года назад, знакомился с нашей работой и собирался ввести нечто подобное в вашем городе, Брайтоне.
– Да, он придерживался передовых взглядов. К сожалению, политики в нашей стране относятся к проблеме наркотиков иначе, чем у вас.
Барт пожал плечами:
– В 1992-м в нашем городе умерло от наркотиков сто сорок семь человек. Сейчас, после открытия кабинетов, подобных этому, количество смертей снизилось до тридцати. И этот показатель продолжает уменьшаться. – Он снова пожал плечами. – А теперь скажите, чем я могу помочь вам?
Грейс расстегнул сумку и достал плотный коричневый конверт, из которого вынул фотографию Сэнди, сделанную более десяти лет назад.
– Узнаете эту женщину? – Он протянул фотографию немцу.
Барт внимательно изучил снимок.
– Месяц назад, – сказал Грейс, – мюнхенская полиция разослала фотографию женщины, которая пострадала в дорожном происшествии и относительно личности которой возникли сомнения. Выяснилось, что у нее были документы на три разных фамилии – все вымышленные. По одному из них ее звали Алессандрой Ломан. Вы ответили, что узнали ее и что пару лет назад она регулярно пользовалась услугами вашей клиники, называя себя Сэнди.
Вольфганг Барт отложил фотографию и задумчиво кивнул. Потом поднялся, подошел к высокому металлическому стеллажу с папками, пробежал взглядом по корешкам, вытянул одну и раскрыл.
– Да, Сэнди Ломан. Лечилась от наркомании и предложила свою помощь по части оказания консультационных услуг. Работала бесплатно, каждый день, с марта 2009-го по декабрь 2011-го. Потом перестала приходить.
Он поставил папку на место и вернулся за стол. Грейс подался вперед и постучал пальцем по фотографии.
– Это она? Вы узнали ее?
Барт снова взглянул на фотографию, потом посмотрел на Грейса и пожал плечами:
– Знаете, сказать определенно трудно. Столько лиц мелькает. Я немного помню Сэнди, но у нее были рыжие волосы и, как это у вас называется… мейк-ап. Возможно. Она была очень худая. – Он провел пальцами по щекам. – Изможденная, да?
Несколько секунд Грейс сидел молча. Потом достал другую фотографию, ту, что получил от Марселя Куллена, женщины из отделения интенсивной терапии.
– А как насчет этой?
Барт присмотрелся.
– Это та же женщина?
– Возможно. Снимок сделан месяц назад.
На этот раз пауза затянулась надолго. Наконец Барт поднял голову:
– Знаете, вполне возможно. Но сказать наверняка не могу. Она представляет для вас какой-то интерес?
– Да, – ответил Грейс. – Она представляет для меня интерес.
Вторник, 13 января
В пять часов пополудни того же дня Рой Грейс сидел рядом с Марселем Кулленом в его идеально чистом, пятнадцатилетием БМВ, мчавшемся по дороге из аэропорта в Мюнхен. Впереди, из сгущающихся сумерек, выскакивали и проносились мимо голубые дорожные указатели – ЗАЛЬЦБУРГ. МЮНХЕН. НЮРНБЕРГ. ЭХИНГ.
Старый друг отказался даже рассматривать вариант с ночевкой в отеле и настоял на том, чтобы гость остался в его доме, заверив, что это даст им возможность отведать чудесного местного пива, прекрасного немецкого вина и замечательного немецкого шнапса.
На следующее утро, в девять часов, под падающим ледяным дождем, Куллен доставил Грейса, переживавшего одно из самых кошмарных похмелий в своей долгой истории кошмарных похмелий, на широкую, тихую улицу в одном из самых роскошных районов Мюнхена – Швабинге. Проехав по круговой дорожке, мимо припаркованных в ряд велосипедов, они остановились перед огромным бежевым зданием с фронтонными окнами на крыше и надписью над арочным входом – KLINIKUM SCHWABING. Грейс подумал, что когда-то здесь вполне мог быть монастырь.
– Мне с тобой или подождать здесь? – спросил Куллен.
Во рту у Грейса пересохло, голова гудела, и проглоченные час назад две таблетки парацетамола не помогли. Он мечтал о большом стакане воды. А еще о кофе – двойном или тройном эспрессо. И какого дьявола надо было столько пить на ночь?
Ответ он знал.
И сейчас, глядя на фасад клиники, испытывал жуткий страх.
Что, если?..
Что, если здесь действительно она? Что он почувствует? Как отреагирует? Что скажет?
Его так и подмывало попросить Марселя Куллена отвезти его в аэропорт. Забыть. Но он знал, что зашел слишком далеко. Дороги назад не было.
– Как хочешь, Марсель. Решай сам.
– Я посижу здесь. Этот путь тебе лучше пройти одному.
Он неохотно открыл дверцу и вышел. Было холодно и ветрено. В голову как будто воткнули кинжал. Знакомый звук заставил его посмотреть вверх. С неба прямо на крышу здания опускался вертолет.
Грейс вошел в просторное фойе. За современной стойкой, под подсвеченной оранжевым табличкой «ИНФОРМАЦИЯ», стояли две аккуратно одетые женщины. Он представился. Его попросили подождать. Грейс огляделся, но ни кулера, ни автомата с кофе не обнаружил и сел на стул. Нервы звенели.
Через несколько минут к нему подошла полная, средних лет женщина в очках и с волосами до плеч, в черном брючном костюме. Она представилась, но ее имя Грейс не уловил.
– Пожалуйста, пройдите со мной.
Он проследовал за ней по длинному коридору под светящимися табличками и стрелками-указателями, мимо застекленного кафе – к лифту.
– Я так понимаю, что эта женщина может быть вашей пропавшей без вести женой?
Живот скрутило так, что он едва смог открыть рот.
– Возможно. Возможно. Она еще не заговорила?
– Иногда бормочет что-то, но не более того. По большей части молчит. Она сейчас в своем собственном мире. Замкнулась в нем.
Они молча поднялись на два этажа и вышли из кабины перед стеклянной дверью с надписью ANÄSTHESIOLOGISHE INTENSIVSTATION 16g. Коридор за дверью был выкрашен в оранжевый цвет. По обе стороны стояли жесткие стулья и автоматы с закусками. На стенах висели фотографии врачей и медсестер.