– Я… – Хэйзел открыла рот, чтобы ответить, но ничего не вышло.
И тут Ольховый король рассмеялся.
– Ах, – сказал он, чем-то походя на эльфийку, принявшую Хэйзел за маму. – Ты ведь не моя Хэйзел? Не мой рыцарь. Ты Хэйзел Эванс, живущая днем.
Хэйзел понимала, что нужно встать, но как будто приросла к месту. Пир померк, став не более чем белым шумом в ушах.
Сэр Хэйзел, назвал ее Ольховый король.
Эльфийская мама Джека тоже говорила странные вещи. Так ты пришла сбросить его с белого коня, как в балладе? Спасти от нас? Или это он пришел спасти тебя? Хэйзел знала балладу, в которой девушка сбрасывает юношу с коня. Она называлась «Тэм Лин»; в ней храбрая девушка Дженет спасала рыцаря, служившего против своей воли королеве фей. Тэм Лин был человеком.
Потом Хэйзел подумала о записке в грецком орехе. Семь годков – отдай должок. Поздно сожалеть, дружок. А еще подозрительно, что рыцарь, приведший ее сюда, сказал, будто они скрещивали мечи раньше.
Она позабыла все слова:
– Как… – с трудом выговорила девушка.
– Ты не помнишь о заключенной сделке? – Ольховый король наклонился вперед, и рога на его венце качнулись.
– Я обещала вам семь лет жизни. Этого не забудешь, – Хэйзел глубоко вдохнула, пытаясь собраться с мыслями. Сердце бешено колотилось, но она заставила себя подняться с колен, готовясь к состязанию в остроте ума. Она еще сможет получить ответы на все интересующие вопросы. Просто нужно правильно их задать и не сбиться с выбранного пути. – Но… вы сказали, будто я уже вернула часть долга? А я не помню… не помню, чтобы это делала.
Король терпеливо улыбнулся:
– Разве я не великодушен, что забрал у тебя эти воспоминания? Каждую ночь с того мига, как ты засыпаешь, и до того, как твоя голова вновь касается подушки на рассвете, ты моя: один из моих рыцарей, и это никак не омрачает твое дневное существование. У тебя всегда был дар, просто его нужно направлять. Я принял тебя в свою свиту.
Хэйзел была уверена, что если человек не поспит неделю, он умрет. Не спать годами – это смешно. Столь же невероятным казалось и то, что рыцарскому искусству она выучилась здесь, под холмом, и стала такой же, как они. Девушка взглянула на троих рыцарей, стоящих подле трона Ольхового короля: они выглядели, словно сошли с картин незапамятных времен.
– Не похоже на правду.
– И все же, – возразил Ольховый король, неопределенно взмахнув рукой, будто это все объясняло. И вопросом, и ответом была магия. – Мы приходим к твоему окну и переносим по воздуху к нашему двору, ночь за ночью. Ты рыцарь, каким видела себя в мечтах.
«Дыши, – попросила себя Хэйзел. – Дыши».
Она вспомнила усталость, которая наваливалась на нее в Филадельфии, и свою вечную апатию. Теперь хотя бы понятно, почему она так себя чувствовала: мама ошибалась, списывая все на переходный возраст.
– Я никогда не мечтала становиться вашим рыцарем.
– В самом деле? – с манерной медлительностью переспросил Ольховый король, будто знал такие глубины сердца Хэйзел, о которых она даже не догадывалась. – Я запретил тебе рассказывать себе дневной о нашем договоре, но теперь получаю немалое удовольствие, наблюдая твое изумление.
Хэйзел молчала, понимая, что не знает саму себя. Возможно, она уже всецело и безвозвратно предала собственные идеалы – просто пока не знала, насколько далеко зашла. Вспомнив, как скакала во сне рядом с другими рыцарями и с улыбкой выносила приговор людям, девушка содрогнулась. Значит, такой она стала?
Ольховый король рассмеялся:
– Что ж, сэр Хэйзел, если ты явилась сюда не как мой рыцарь, так зачем же ты пришла?
Нужно обдумать все очень быстро. Для начала – отринуть мысли о своей другой, неподвластной стороне. Ольховый король не должен узнать, что это она разбила гроб Северина. А поскольку она не спала и всю прошлую ночь, преследуя Бена по лесу, ее ночная сущность не могла проявиться и подвергнуться допросу. Не могла разоблачить ее дневную. Ольховый король не хотел, чтобы она знала о себе ночной; следовательно, таинственное существо по имени Васма – не он. Возможно, у ее рыцарского воплощения есть союзник, состоящий при дворе?
Хэйзел перевела взгляд на создание, лежащее у ног Ольхового короля. Хоть оно и действовало от его имени, заключая сделку, вдруг оно тоже имеет над ней какую-то власть?
– Я пришла, потому что в Фэйрфолде бесчинствует чудовище, и мне нужно узнать, как его убить.
Улыбка Ольхового короля стала холодной, рука подняла серебряный чеканный кубок и поднесла ко рту. Некоторые из его подданных рассмеялись.
– Имя ей Скорбь. Великое и страшное существо. Ее кожа закаленной коры настолько тверда, что погнет даже эльфийское оружие. Ты не сможешь убить ее. И предвосхищая твой вопрос: единственное противоядие от сонной болезни, которую она несет вместе со мхом, что просачивается в вены с ее прикосновением, – это ее собственная кровь. Так как насчет еще одной сделки, Хэйзел Эванс?
– Какой сделки? – спросила Хэйзел.
– Скорбь охотится за Северином. После стольких лет я нашел способ властвовать над нею. Теперь она повинуется мне, – с этими словами он поднял руку, демонстрируя костяной перстень.
Хэйзел скривилась, но Ольховый король словно не обратил на это внимания.
– Приведи мне Северина, и я отважу чудовище от Фэйрфолда. Буду держать всех подданных в узде. Все вернется на круги своя.
Хэйзел так удивилась, что не смогла подавить смешок:
– Привести Северина?
С таким же успехом он мог попросить принести ему луну и звезды.
Но Ольховый король явно не шутил. На его лице отразилось нетерпение:
– Да, это поручение я собирался дать моей Хэйзел, но она так и не явилась прошлой ночью. Считая нынешнюю, ты должна мне уже две ночи. Ей надлежит выследить рогатого мальчика, моего сбежавшего из заключения сына Северина, убить любого, кто находится с ним в сговоре, и притащить сюда, чтобы он предстал перед моим гневом.
Привести ему Северина. Его сына. Ее принца. Настоящего принца.
«Я на самом деле способна на такое?» – подумала Хэйзел. Она снова разволновалась; с ее губ уже готовился сорваться новый смешок. Все это казалось невозможным.
– Почему я? – спросила она.
– Считаю символичным, если его победит смертный, – ответил Ольховый король. – Ты и сама могла бы догадаться, что со мной шутки плохи. Но на тот случай, если у тебя возникнет романтический порыв предупредить моего сына, позволь объяснить, почему это не лучшая мысль. Ты думаешь, я вопиюще несправедлив к твоему народу, но разреши продемонстрировать, что я могу сделать, не прилагая к этому вообще никаких усилий, – Ольховый король повернулся к одному из рыцарей. – Приведи Лакфорна.