– Например?
– В твоей книжке написано про церемонию, которую нужно пройти, чтобы подготовиться к рыцарству. Всенощное бдение. Мы должны это сделать. Чтобы доказать самим себе.
Книга лежала на крыльце – там, где они ее и оставили, а новый меч был спрятан в сарае вместе с мачете. Она сходила за ними.
– Там написано, что надо делать? – спросил Бен. Его дыхание затуманивало воздух и улетучивалось призрачными облачками.
Согласно книге, прежде всего им надлежало проявить стойкость. Поскольку они не ужинали, Хэйзел решила, что это считается. Потом следовало омыться, чтобы очиститься, одеться в робы и не спать всю ночь, молясь на коленях в часовне. После этого они бы считались готовыми к рыцарству.
– У нас нет часовни, – заметил Бен. – Но мы можем сделать алтарь.
Так они и поступили, использовав большой камень. Нашли несколько старых свечей и зажгли их – двор озарился жутковатым светом. Потом брат с сестрой скинули одежду и облились ледяной водой из садового шланга. После этого они, дрожа, завернулись в скатерти, прихваченные из прачечной.
– Окей, – кивнул Бен. – Теперь надо молиться?
Их семья была не слишком религиозной. Хэйзел даже не помнила, бывала ли она в церкви, хотя фотографии с крестин подтверждали, что бывала. Она не представляла, какие должны быть молитвы, но знала, как это выглядит со стороны. Она потянула Бена встать на колени рядом с собой.
Земля оказалась ледяной, но меч легко вошел в нее. Хэйзел сжала рукоять и попыталась сосредоточиться на благородных мыслях. Мыслях о храбрости и чести, верности и справедливости. Она раскачивалась взад-вперед, и спустя некоторое время Бен принялся копировать движения сестры. Хэйзел почувствовала, что проваливается в сон. Вскоре она почти смогла унять дрожь и уже едва ли обращала внимание на тяжесть мокрых слипшихся волос и на то, как замерзла.
В какой-то момент она скорее почувствовала, чем увидела, как Бен встал, сказав, что становится слишком холодно, и позвал ее внутрь. Но она только покачала головой.
Через некоторое время гости начали покидать дом. Хэйзел слышала, как они заводят машины и возбужденно обмениваются репликами. Кого-то громко тошнило в кустах. Никто не заметил девочку, стоящую на коленях в саду.
Потом, золотя траву, взошло солнце.
Родители нашли ее поздним утром, по-прежнему стоящую на коленях на лужайке. Они выбежали из дома, похмельные и паникующие, что не обнаружили дочь в кровати. Мама по-прежнему была в вечернем платье, макияж размазался по щекам. Папа, в одной футболке и трусах, босыми ногами шагал по покрытой инеем траве.
– Что ты делаешь?! – спросил он, сжимая плечо Хэйзел. – Ты провела здесь всю ночь? Господи, Хэйзел, о чем ты только думала?
Она попыталась встать, но ноги ее не слушались. Она не чувствовала пальцев.
Когда отец взял ее на руки, Хэйзел хотела все объяснить, но зубы слишком громко стучали, чтобы говорить.
* * *
Потом она вспомнила другую ночь, когда пробиралась домой через лес после службы Ольховому королю. Дрожь в плечах все никак не стихала.
Она скакала с Народцем и притворялась, что смеется, когда они мучили смертных, передразнивая их жестокость и все остальное, чему они ее научили.
Давайте наложим проклятие, чтобы они оставались валунами, пока другие смертные не признают их истинную природу.
Хэйзел понимала, что только она может разрушить проклятие. Лежа в кровати в последние мгновения перед рассветом и ожидая, когда воспоминания смоет, словно волной, она повторяла задачу. Все, что ей надо было сделать – это пойти на поляну, где они лежали, и признать их истинную природу. Она бы их признала.
Но только если останется ночной собой. Дневная она ничего не знала.
Она представила, как оставляет записку Бену. Может, если правильно все написать, он сумеет развеять заклинание? Но что бы и как бы она ни написала, брат наверняка расскажет все ей дневной – а она не была уверена, стоит ли той доверять.
Дневная Хэйзел тоже была ею, но как будто с притупленными краями. Дневная Хэйзел не понимала, каково это – скакать с развевающимися за спиной волосами среди Народца, подстегивая лоснящуюся волшебную лошадь. Она не помнила, как это – размахивать серебряным мечом так сильно, что воздух, казалось, начинает петь. Она не знала, как это – перехитрить или быть перехитренной. Она не видела тех диких и фантастических вещей, которые видела ночная Хэйзел. Она никогда не врала так много.
Дневную Хэйзел нужно было оберегать и защищать. Помочь она ничем не могла.
Тогда она придумала план. Условия ее служения были простыми. «Каждую ночь с того мига, как ты засыпаешь, и до того, как твоя голова вновь касается подушки на рассвете, ты моя», – сказал Ольховый король.
Обмануть его оказалось просто, даже слишком. Она опускала голову на подушку, но не позволяла себе заснуть. Вместо этого она снова вставала – и оставалась ночной Хэйзел, пока рассвет не прорезал горизонт, и ее воспоминания не растворялись вместе с тьмой.
Иногда ей удавалось украсть целый ночной час. Иногда – всего несколько мгновений. Но это позволяло ей снимать проклятия, возмещать убытки.
И время от времени – думать над планом.
Она знала, какие у Ольхового короля виды на Скорбь. Он похвалялся перед нею грядущим разрушением Фэйрфолда и кичился планом захвата и мести Восточному престолу. А потом проговорился, не думая, что это имеет какое-то значение, о потерянном мече и способе освободить рогатого мальчика. Постепенно Хэйзел осознала ценность клинка, который нашла многие годы назад. И поняла, что только она одна в силах остановить Ольхового короля.
«Может, я и застряла у него в услужении, – думала Хэйзел, – но если я освобожу принца, он победит своего отца. Он не связан какими-либо обещаниями. Он достаточно отомстит за нас обоих».
Вот когда все пошло не так. Хэйзел вспомнила накатившую панику, когда она разбила гроб, а принц не проснулся. Вспомнила, с каким ужасом пыталась спрятать меч, оставляла себе поспешные загадочные намеки и потом устремлялась в кровать, прежде чем ее коснутся первые утренние лучи.
Она думала, у нее еще будет время, но ей выпала всего пара минут, когда в следующий раз она наконец-то очнулась в собственном доме: рядом стояли брат, Джек и Северин, а за окном – половина придворных Ольхового короля.
– Где он? – с ходу спросил Бен.
В это самое мгновение первый эльф ворвался в парадную дверь. Хэйзел схватила Разящего и бросилась вверх по лестнице – за доспехами.
* * *
Хэйзел вспомнила все это, упав на землю, пока Бен кричал ей, что они победили, пока Северин приказывал перенести тело отца в гроб, где тому предстояло проспать до скончания дней, пока придворные толпились вокруг чудовища, пока Джек снова и снова, как будто одним нескончаемым словом, звал Хэйзел по имени.