Ключом к успеху Мексиканки, рассказал мне капитан Кастро, были катера: применив свой технический опыт, она стала использовать их для крупномасштабных операций. Традиционно перевозки осуществлялись на «Фантомах» с жестким корпусом и ограниченным запасом хода, которые при сильном волнении на море часто терпели аварии; а она первой поняла, что полужесткий корпус в такой ситуации менее уязвим. И организовала целую флотилию «Зодиаков» — на жаргоне пролива их называли просто «резинками». То были надувные лодки (в последние годы они стали достигать пятнадцатиметровой длины), иногда с тремя моторами, причем назначение третьего состояло не в увеличении скорости — предельная по-прежнему была около пятидесяти узлов, — а в поддержании мощности. Кроме того, лодки крупнее могли брать дополнительный запас горючего: больше запас хода, больше груза на борту. Все это позволило добираться даже при немалом волнении до отдаленных районов пролива — устья Гвадалквивира, Уэльвы и пустынных берегов Альмерии, а иногда и до Мурсии и Аликанте, где сейнеры и частные яхты служили перевалочными базами для разгрузки в открытом море. Мексиканка задумала и воплотила в жизнь операции с судами, прибывавшими прямо из Южной Америки, и использовала марокканские связи, чтобы организовать переброску по воздуху кокаина (он доставлялся в Агадир и Касабланку) с тайных взлетно-посадочных полос, спрятанных в горах Эр-Рифа, на маленькие испанские аэродромы, даже не значащиеся на картах. А еще она ввела моду на так называемые бомбардировки: двадцатипятикилограммовые пакеты гашиша или кокаина, упакованные в стекловолокно и снабженные поплавками, сбрасывались в море, где их подбирали лодки или рыбачьи суда. Ничего подобного, пояснил капитан Кастро, до нее в Испании никто не делал. Летчики Тересы Мендоса (их подбирали из числа тех, кто работал на небольших самолетах сельскохозяйственного назначения) умели приземляться и взлетать с незаасфальтированных полос длиною всего две сотни метров. Они летали на малой высоте среди гор — при луне — и над морем, пользуясь тем, что у марокканцев почти не было радаров, а в испанской радиолокационной системе были, да есть и теперь, — капитан изобразил руками огромный круг, — вот такие дырки. Не исключая и того, что кое-кто, должным образом подмазанный, закрывал глаза, когда на экране появлялся подозрительный след.
— Все это мы подтвердили позже, когда одна «Сессна Скаймастер» разбилась в Альмерии, неподалеку от Табернаса. На борту было двести килограммов кокаина. Летчик — он оказался поляком — погиб. Мы знали, что это дело рук Мексиканки, но никому так и не удалось доказать ее причастность. Да и никогда не удавалось.
* * *
Она остановилась у витрины книжного магазина «Аламеда». В последнее время она покупала много книг. Их накапливалось дома все больше: одни аккуратно выстраивались на полках, другие лежали где попало. Ночами она допоздна читала в постели, днем — сидя на какой-нибудь террасе с видом на море. Некоторые книги были о Мексике. В этом малагском магазине она обнаружила произведения нескольких своих соотечественников: детективы Пако Игнасио Тайбо II, книгу рассказов Рикардо Гарибая, «Историю завоевания Новой Испании», написанную неким Берналем Диасом де Кастильо, который был вместе с Кортесом и Малинче, и томик из полного собрания сочинений Октавио Паса [65] (она никогда раньше не слышала об этом сеньоре Пасе, но, судя по всему, у нее на родине он был весьма знаменит) под названием «Странник в своем отечестве».
Она прочла его от корки до корки, медленно, с трудом, пропуская многие страницы, которых не понимала. Но в результате в голове у нее все-таки осело нечто новое, и оно привело ее к размышлениям о своей родине — о народе, гордом, горячем, таком добром и одновременно таком несчастном, живущем так далеко от Господа Бога и так близко от проклятых гринго, — и о самой себе. Благодаря этим книгам она стала задумываться о вещах, о которых никогда не размышляла прежде. Кроме того, она читала газеты и старалась смотреть по телевизору новости. А еще сериалы, которые показывали по вечерам. Однако больше всего времени она теперь посвящала чтению. Преимущество книг — она обнаружила это еще в Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария — в том, что заключенные в них жизни, истории, размышления становятся твоими; закрывая книгу, ты уже не тот, каким был, открывая ее. Некоторые страницы написаны очень умными людьми, и, если ты способен читать смиренно, терпеливо и с желанием чему-то научиться, они никогда тебя не разочаруют. Даже непонятое залегает в каком-то дальнем тайнике твоей головы — на будущее, которое придаст ему смысл и превратит в нечто прекрасное или полезное. «Граф Монте-Кристо» и «Педро Парамо», которые, каждая по своей причине, оставались ее любимыми книгами — она уже успела по много раз перечитать ту и другую, — представляли собой уже знакомые пути, пройденные почти до конца.
Книга Хуана Рульфо сначала бросила Тересе вызов, а теперь она с удовлетворением переворачивала страницы, понимая:
Я решил отступить ибо думал, что, вернувшись, вновь обрету покинутое тепло; однако, пройдя немного, понял, что холод исходит от меня самого, от моей собственной крови…
Зачарованная, трепеща от наслаждения и страха, она сделала еще одно открытие: все книги на свете рассказывают о ней — Тересе Мендоса.
И вот теперь она разглядывала витрину, ища какую-нибудь привлекательную обложку. Незнакомые книги она обычно выбирала по обложке или по названию. Например, книгу, написанную женщиной по имени Нина Берберова, Тереса прочла из-за обложки — там была изображена девушка, играющая на пианино, — и эта история настолько впечатляла ее, что она стала искать другие произведения этой писательницы. Поскольку книга была русская — называлась она «Аккомпаниаторша», — Тереса подарила ее Олегу Языкову. Он читал только спортивную прессу, а из книг — такие, где говорилось о временах монархии, однако несколько дней спустя заметил: хороша штучка эта пианистка. Значит, как минимум, пролистал подарок.
Утро было какое-то невеселое, холодноватое для Малаги. Ночью шел дождь, и между городом и портом плавал легкий туман, от которого деревья Аламеды казались серыми. Тереса смотрела на книгу в витрине, называвшуюся «Мастер и Маргарита». Обложка выглядела не слишком привлекательно, но автор, судя по имени, был русским, и Тереса улыбнулась, представив себе, какое лицо будет у Языкова, когда она принесет ему эту книгу. Она уже собиралась войти в магазин, чтобы купить ее, когда увидела свое отражение в зеркале рядом с витриной: волосы собраны в хвост, серебряные серьги кольцами, никакого макияжа, элегантный труакар из черной кожи, джинсы и коричневые кожаные сапожки. У нее за спиной к Тетуанскому мосту проезжали машины, пешеходов на тротуаре было немного. И вдруг внутри у Тересы все застыло, как будто разом остановились и кровь, и сердце, и мысли. Она ощутила это прежде, чем поняла умом. Даже прежде, чем смогла осознать эти свои ощущения. Но они были безошибочными, хорошо знакомыми: Ситуация. Я что-то увидела, сумбурно думала она, не оборачиваясь, окаменев перед зеркалом, позволявшим видеть то, что происходит за спиной. Она испугалась. Испугалась того, что выпадало из окружающей обстановки и чего она не могла определить. В один прекрасный день — вспомнила она слова Блондина Давилы — кто-нибудь может прийти к тебе. Может, кто-то из твоих знакомых. Впившись глазами в кусок улицы, который видела в зеркале, она заметила двух мужчин, которые не торопясь, лавируя между машинами, переходили улицу от центральной аллеи Аламеды. В обоих было что-то знакомое, но это она поняла лишь спустя несколько секунд. А прежде ей бросилась в глаза одна деталь: несмотря на холод, эти двое были в одних рубашках, и у каждого на правой руке висел сложенный пиджак. Ее охватил страх — слепой, иррациональный, которого она надеялась уже никогда больше не испытать в жизни. И только влетев в магазин и уже почти открыв рот, чтобы спросить у продавщицы, есть ли здесь другой выход, она поняла, что узнала Кота Фьерроса и Потемкина Гальвеса.