– Я знаю. У нас мало времени, эшафот уже построен. Ты готов?

– Да… Она…

Ардуин приблизился к тому, кого ему предстояло убить из жалости. Красивый подросток, высокий, крепко сбитый, с густыми темными волосами.

– А это будет больно?

– Нет… меньше, чем могло бы быть… Ты готов? Одно слово, и я удалюсь.

– Нет, нет… Прошу вас… убейте меня побыстрее. Моя душа спокойна, я ведь не сделал ничего дурного.

– Брат мой во Христе, прощаешь ли ты меня за то, что я сейчас отниму твою жизнь?

– Да, только побыстрее… сделайте это побыстрее, умоляю… прощаю. Я прощаю вас и благодарю.

Ардуин провел рукой по его лбу, покрытому по́том от ужаса, и прошептал:

– Произнеси свою последнюю молитву, я дам тебе несколько минут. А затем покойся в мире, брат мой.

Гаспар закрыл глаза, в последний раз взывая к Создателю.

Он не заметил резкого стремительного движения, которым обкрутилась вокруг его шеи цепь, сковывающая его запястья. Затем Ардуин дернул изо всех сил. Хруст. Шейные позвонки сломаны. Молодой человек свалился на пол, даже не поняв, что смерть его уже унесла.

Ардуин Венель-младший перекрестился, а затем вышел. Он крикнул охранника, который появился лишь через несколько минут, спотыкаясь на неровном полу. Сухим тоном, в котором сквозило бешенство, палач заявил:

– Руки на себя наложил! Каково, а? Вы хоть иногда обходите камеры? Я пожалуюсь куда нужно и потребую, чтобы мне оплатили хотя бы дорожные расходы. И уверен, они будут удержаны из твоего жалованья.

Обезумев, грубый пьянчуга согнулся в поклоне и запричилал:

– Да ну… да что… Я же трезвый был…

– Это как? После третьего кувшина?

Бросив связку ключей на пол у его ног, Ардуин резко развернулся и вышел. Заплаканная женщина в кошмарных лохмотьях ждала его снаружи. Она бросилась к нему, не осмеливаясь задать вопрос, который буквально жег ей губы. Палач произнес мягко и деликатно:

– Гаспар покоится в мире, соединившись со Спасителем нашим. Он не увидел и не почувствовал приближения смерти. Молитесь за нас.

Она принялась бессвязно лепетать слова благодарности, снова пытаясь сунуть ему старый платок, в который было завернуто несколько денье – для нее целое состояние. Ардуин отрицательно потряс головой:

– Я уже вознагражден во сто крат больше. Теплым дыханием.

Оставив женщину опустошенной, но утешенной, он большими шагами направился прочь.

27

Крепость Лувр, 1305 год

Несмотря на неприятный влажный холод, круглый год царствующий в неприветливой крепости, Эмиль Шапп исходил крупными каплями пота. Он даже прикрыл рот рукою, опасаясь, что его прерывистое дыхание будет слышно всем вокруг. Его сердце бешено колотилось, кровь стучала в шейных артериях. Молодой человек изо всех сил боролся с беспокойством, которое оживало всякий раз, стоило ему представить себе, какая участь будет ему уготована, если его раскроют в этом устроенном им тайнике.

* * *

Привратник накануне вручил ему свиток, содержащий короткое послание, написанное рукой мессира Аделина д’Эстревера и адресованное монсеньору Карлу де Валуа.

Толстый Карл с дряблым подбородком, как Эмиль начал его называть с тех пор, как решил предать, не спешил ломать восковую печать. Молодой человек, украдкой следящий за ним, подумал, что еще немного – и он умрет от нетерпения.

Наконец монсеньор ознакомился с посланием и шумно опустился на сиденье высокого кресла с балдахином. Будучи низкого роста, толстый Карл питал особую привязанность к знакам королевского достоинства, особенно тем, с помощью которых он мог казаться выше. С задумчивым, но вполне удовлетворенным видом граф положил свои маленькие пухлые ручки на толстое брюхо и погрузил почти отсутствующий подбородок в жирную шею.

Эмиль был совершенно сбит с толку. Еще недавно он с почтением относился к брату короля и видел в нем второе воплощение власти, самой природой созданную лестницу, по которой он поднимется к карьерным вершинам и полновесным денье, но теперь Шапп чувствовал сильнейшую злобу и раздражение. Карл не дал ему того, что Эмиль так страстно желал иметь, и поэтому молодой человек был готов продать свою душу – любому, готовому заплатить.

Теперь имя и положение брата короля ничего не значило для секретаря. Наконец-то он поступил на службу к очень могущественной персоне, которая будет ему признательна за труды, – к мессиру де Ногарэ. Новый господин казался ему воплощением всех добродетелей, которых был лишен Карл де Валуа. Господи, да это просто какой-то жирный глупый хлыщ! Эмиль шпионил за ним очень осторожно, выждав, пока монсеньор де Валуа покинет рабочий кабинет, где он не работал, а принимал всяких льстецов, к которым питал слабость, и щедро прополаскивал глотку тонкими винами. Желудок королевского брата постоянно требовал, чтобы его набивали до отказа, а монсеньор де Валуа серьезно относился к его желаниям.

Закрыв за собой двойную резную дверь, Эмиль поспешил к рабочему столу, чтобы ознакомиться с посланием. Аделин д’Эстревер, старший бальи шпаги графства Перш, написал своей сухопарой рукой:

Монсеньор,

К Вашему удовольствию, наше дело продвигается – во всяком случае, я так полагаю и очень надеюсь.

По Вашему приказу я позволил себе только что Вас посетить и сделать донесение относительно завтрашнего утра, к моему счастью и моей чести.

Ваш преданнейший, почтительнейший и покорнейший

Аделин д’Эстревер.

Эмиль Шапп наконец почувствовал, что судьба на его стороне. Во время утренней службы он проник в рабочий кабинет и пробрался за большой гобелен, висящий на одной из стен, скрывающий, что довольно часто встречается в крепости Лувр, нечто вроде ниши, где человек вполне мог поместиться, скрючившись в три погибели.

* * *

Он ждал уже несколько часов, ноги у него затекли настолько, что казалось, будто по ним поднимается целый легион муравьев.

Наконец его высочество де Валуа соизволил войти. Шапп узнал его по громким зевкам, как будто брат короля с раздраженным вздохом взваливал на себя тяжелый мешок.

Потекли нескончаемо томительные минуты. Эмиль поджал пальцы ног, чтобы его нижние конечности не онемели. Он трижды услышал стук края стеклянного стакана о горлышко серебряного кувшина, а затем бульканье и удовлетворенное щелканье языка толстого Карла. Невыносимое желание облегчиться заставило молодого человека плотно стиснуть губы и колени, и он подумал, что более уже не в силах сдерживаться. Но тотчас же перед его мысленным взором возникло вызывающее дрожь ужаса видение пыточного стола.

Наконец его слуха достиг шелест одежд и шепот, на который ответил зычный голос монсеньора де Валуа: