– Пора возвращаться, командир, – напоминает штурман.
– Хорошо, – отвечаю я, ложась на обратный курс.
Не так давно нам разрешили сбрасывать свои торпеды в подобных ситуациях просто в море, но мы пользовались этим правом лишь в самом крайнем случае. Слишком дорого стоит эта блестящая «сигара», чтобы просто так избавиться от нее, словно от ненужного хлама. Лучше привезти ее домой – не сегодня, так в другой день, но она все равно будет выпущена по цели. Похожим образом обстояли дела и в том полете – моторы работали как часы, топлива на обратную дорогу хватало с избытком… Словом, никакой необходимости облегчить машину не наблюдалось, поэтому я решил возвращаться назад с торпедой…
Но вот незадача: Паневежис полностью закрыт облаками, пробиться сквозь которые нет никакой возможности. Мало того, на ближайших к нему аэродромах – те же самые погодные условия. Оставалось лишь топать дальше на восток. Там, в Даугавпилсе, в ста пятидесяти километрах от Паневежиса, находился занимаемый истребительным полком полевой аэродром. Длина его взлетно-посадочной полосы позволяла взлетать и садиться таким тяжелым самолетам, как наши «Бостоны», поэтому мы сочли за благо воспользоваться гостеприимством наших коллег-авиаторов. Приняли нас, как всегда в подобных случаях, радушно, но мы, слишком измотанные длительным полетом, предпочли поскорей отправиться спать.
Утро следующего дня поставило меня перед трудноразрешимым вопросом: сможет ли мой «Бостон», нагруженный торпедой, взлететь с раскисшего от ночного дождя аэродрома? Поскольку подобного опыта в моем активе не имелось, мне пришлось полагаться на собственную интуицию. Пройдясь несколько раз по чавкающей грязи взлетно-посадочной полосы, я все-таки решился возвращаться в Паневежис: «Не так уж сильно она размыта, чтобы машина не смогла разогнаться. Тем более топливные баки уже здорово выработаны…»
Посмотреть на взлет торпедоносца собрались все, кто только мог. Понять их нетрудно, ведь столь тяжелые машины – очень редкие гости на аэродроме истребителей, поэтому его обитатели никак не могли пропустить подобное зрелище. «Ну что же, – думаю, – пусть полюбуются».
Прогрев моторы, перевожу регулятор топливной смеси во взлетное положение и полностью отдаю обе ручки газа от себя. Послушный моей воле «Бостон», легонько покачиваясь из стороны в сторону, понемногу начинает набирать скорость. Но вязкая грязь берет свое, неподъемным грузом схватив его за колеса. Машина все еще слишком тяжела, а ведь позади уже половина длины полосы. Делать нечего, приходится тормозить. Слишком велик риск не вписаться в ее границы…
Возвратившись на исходную позицию, пробую еще раз… И вновь не удается разогнать машину до требуемой для взлета скорости: «Черт возьми! – выругался я про себя. – А ведь самой малости не хватило!» После непродолжительного совещания со штурманом принимаю решение на пару часов отложить следующий заход, понадеявшись на то, что за это время полоса немного просохнет.
Наконец пришло время третьей попытки. Дымят на полном газу надсадно ревущие моторы, заставляя машину изо всех сил тянуться вперед. На этот раз, как мне показалось, «двойка» идет несколько более резво, но все же не так, как хотелось бы. Что же делать – отказаться от дальнейших попыток или рискнуть, немного увеличив длину разбега? Мгновенно выбираю второй вариант и продолжаю разбег… Но увы, стрелка прибора скорости замерла словно заговоренная, и никаким моим стараниям не удалось сдвинуть ее с мертвой точки… Убираю газ, понемногу придавливая педали тормозов. Машина нехотя начинает замедляться.
И вдруг почти у самого края полосы, в тот момент, когда самолет уже был готов остановиться самостоятельно, переднее колесо попадает в канавку. Вздрогнув от неожиданного удара, «Бостон» замирает на месте, а торпеда… срывается с держателя и несется вперед по размокшей земле, разбрасывая по сторонам коричневые брызги…
Что тут началось! Большинство «зрителей» словно ветром сдуло, а оставшиеся тут же рухнули в грязь, прикрыв головы руками. Я же отогнал самолет на безопасное расстояние и, выключив моторы, побежал к торпеде, которая, пройдя около сотни метров, замерла неподалеку от штаба истребительного полка. Штурман и стрелок-радист последовали за мной. Обошли мы пару раз вокруг нашей стальной «сигары», смотрим: а ветрянка, предохраняющая взрыватель от приведения в боевое положение, практически отвернута. Иван Михайлович взял да и прикрутил ее на пару оборотов…
Неожиданно сзади раздался шум подъезжающей машины. Из нее выскочили командир полка со своим начштаба и давай кричать на меня:
– Убирай ее отсюда!
– Так для этого специальное оборудование требуется… – пытаюсь возразить я, но мой голос, в котором явно прослушивается некоторая растерянность, звучит не слишком убедительно. – Сейчас торпедистов вызову, они приедут и разберутся…
– Ничего не знаю! – сказал, как отрезал, командир полка. – Чтоб ее здесь не было!
В это время «зрители», оправившись от пережитого потрясения, стали собираться возле нас… И надо же такому случиться – двигатель этой злосчастной торпеды вдруг как заработал! Винты начали бешено крутиться, а несколько мгновений спустя повалил густой серый дым… Все стоявшие рядом как по команде вновь рухнули в грязь, а заместитель начальника штаба, наблюдавший за происходившим из окна второго этажа, с перепугу сиганул вниз, сломав себе ногу…
Третье действие «спектакля» состоялось на КП 1-го Гвардейского. Главная роль в нем принадлежала Борзову. Он нервно метался по комнате, выкрикивая в мой адрес всевозможные ругательства. Иногда Иван Иванович останавливался почти вплотную передо мной, чтобы в очередной раз посмотреть мне в глаза своим испепеляющим взглядом и затем продолжить свое прерванное занятие. Мне же оставалось лишь навытяжку замереть перед своим командиром, сгорая от стыда. Я прекрасно понимал, что все произошедшее – целиком и полностью моя заслуга, поэтому никакого оправдания у меня нет и быть не может. Правда, я и не пытался искать его, а просто дожидался окончания этой неприятной для меня сцены…
Вскоре наши торпедисты прибыли в Даугавпилс, чтобы осмотреть оставленную нами «сигару» и принять соответствующее ее состоянию решение. Детальное освидетельствование выявило, что двигатель и все прочие механизмы торпеды полностью сгорели, поэтому она подлежала списанию. Ее разобрали и привезли в Паневежис.
Интересно другое: до снятия взрывателя с предохранителя оставалось всего пару оборотов ветрянки… А там… Достаточно было удара лишь около двадцати килограммов, и тогда все вокруг взлетело бы на воздух. Шутка ли дело, двести с лишним килограммов тротила, да еще и керосин…
Примерно тогда же произошел еще один хорошо запомнившийся мне случай. Точно сказать, когда это случилось, весьма проблематично – слишком много воды утекло с тех пор. Могу лишь ориентировочно назвать довольно значительный временной промежуток – от последних дней сентября до первой половины октября…
Встретить во время крейсерского полета вражескую подводную лодку считалось очень большой редкостью, ведь при хорошей видимости на море субмарины стараются держаться под водой, всплывая лишь при плохой видимости или в темное время суток. Но даже если и попалась таковая в поле зрения торпедоносца, то для атаки у него есть лишь одна попытка – стальная «акула» уйдет на спасительную глубину раньше, чем пилот успеет развернуться для второго захода.