Зато в качестве противника подводная лодка, оборонительное вооружение которой не может идти ни в какое сравнение даже с парой-тройкой небольших зенитных установок самого обычного транспорта, представляет собой практически идеальную мишень – на ее палубе расположена всего лишь небольшая пушечка, вот и все. Пытаться стрелять из нее по атакующему торпедоносцу – занятие абсолютно бесполезное, так что в этом случае ему можно действовать без оглядки на сопротивление противника, спокойно и хладнокровно, словно на учениях. Так что единственный шанс экипажа субмарины на спасение – экстренное погружение. В противном случае ему остается надеяться либо на ошибку летчика при прицеливании, либо на неисправность торпеды.
21 августа, как раз в тот самый день, когда был ранен Бабанов, Саша Пресняков совершал групповой крейсерский полет. Выскочил он в море в районе Мемеля, видит: узенькая полоска над водой. Оказалось, подводная лодка, причем как раз бортом к нашим самолетам развернута. И расстояние до нее как раз то, что нужно. Грех было упустить такую возможность, и Саша воспользовался ею сполна, метким ударом отправив немецкую субмарину на дно. Но такое везение случалось считаные разы…
…Однажды, по-моему, в конце сентября или в начале октября, мой экипаж отправился на «свободную охоту». От Мемеля и до самой Данцигской бухты, заданной нам в качестве основного района поиска цели, погода не слишком благоприятствовала нам. Серая вата облаков, принимавшая по прихоти небесных сил причудливые формы, сквозь разрывы в которой виднелись изрезанные волнами пустынные участки морской поверхности, – вот и вся картина, наблюдаемая нами во время полета. Обнаружить хоть что-нибудь в таких условиях можно было лишь по счастливой случайности, которая в этот раз решила не баловать нас своей благосклонностью, поэтому мне пришлось выбирать: либо возвращаться назад ни с чем, либо попытаться пройти в сторону Кольберга, надеясь на улучшение погоды. Остановившись после недолгих колебаний на втором варианте, доворачиваю самолет вправо и лечу на запад. Надо сказать, мои ожидания некоторым образом оправдались: непроглядные облака стали постепенно превращаться в полупрозрачную пелену, открывавшую, хоть и довольно смутно, видимость чуть меньше километра вперед, да и разрывы в них заметно увеличились.
И вдруг сквозь сероватую дымку практически мгновенно проступает длинная темно-серая полоска, лежащая на волнах, слишком тонкая для транспорта или боевого корабля. Лишь контуры командирской рубки, гордо возвышавшейся над морем, позволили мне идентифицировать возникший передо мной объект как подводную лодку. Но расстояние между нами не позволяло мне атаковать своим главным оружием. Слишком близко была от меня субмарина, и поэтому торпеда, будь она сброшена, все равно бы прошла ниже цели, не успев выйти на нужную глубину. Все, что я смог сделать, – это, резко наклонив машину носом вниз, полоснуть по врагу очередью из курсовых пулеметов. В следующее мгновение моя «двойка» пронеслась над подводной лодкой, изрядно напугав ревом своих моторов двух человек, которых мне удалось разглядеть на командирской рубке…
А еще несколько секунд спустя пришла моя очередь замереть в ужасе – впереди показались две черные точки, с угрожающей скоростью увеличивавшиеся в размерах. Вскоре в сотне метров надо мной промелькнули хорошо знакомые мне тупоносые силуэты пары «Фоккеров»…
Резко беру вправо, врываясь в самую гущу облаков. В кабине тут же становится заметно темнее, а стекло затягивается пленкой дождевой воды. Но это ничего, дело привычное. Зато истребители вслед за мной точно не сунутся, не их дело в облаках летать. Чтобы гарантированно сбить своих преследователей с толку, решаю не идти домой на восток, а топать в противоположную сторону: «Они ведь будут ловить нас именно там. Знают, черти, откуда мы пришли!»
– Ваня, – спустя десять минут вызываю стрелка-радиста, – я сейчас немного над облаками приподнимусь, а ты смотри в оба.
– Хорошо, командир, – деловито отвечает он.
К счастью, мой расчет полностью оправдался, и «Фоккеров» мы так и не увидели. Конечно, о том, чтобы попытаться вновь отыскать потерянную нами субмарину, не могло быть и речи – скорее всего, испуганная нашим внезапным появлением, она уже скрылась в морских глубинах. Всю дорогу проклинал я немецких истребителей, лишивших меня возможности попытаться зайти на нее второй раз…
Но эта история не закончилась с возвращением на свой аэродром. Той же ночью нас со штурманом разбудили, посадили в машину и привезли в штаб дивизии. Возле стола с разложенной на нем картой сидели комдив полковник М. А. Курочкин, начальник штаба подполковник В. П. Попов и еще несколько офицеров. «Видать, дело серьезное», – сразу понял я.
– Сегодня днем ты атаковал подводную лодку, – произнес начальник особого отдела дивизии, – расскажи-ка об этом поподробнее…
– Да это атакой назвать никак нельзя, – отвечаю ему, – она из тумана выскочила, я по ней пальнуть успел из пулеметов. И все. А потом от истребителей уходил.
– Я читал доклад, – сухо проговорил он, – а где ты ее нашел?
– Вот здесь. – Я подошел к столу и показал на карте. – Если нужно, есть и штурманские расчеты. Можем предъявить.
– Хорошо, – немного помолчав, продолжил особист, – а какая она была, можешь вспомнить? Надстройка? Силуэт?
– Да нет, – говорю, – я ее всего несколько секунд видел, – только двух человек на командирской рубке успел заметить…
В общем, расспрашивали нас долго, стараясь поподробнее узнать о мельчайших деталях внешности субмарины. Но, увы, ничего большего, чем было указано в послеполетном докладе, мы с Суриным вспомнить не смогли…
Дело в том, что после выхода Финляндии из войны в сентябре 44-го балтийские подводники, получив в свое распоряжение порт Турку, вновь смогли выйти на морские просторы. И надо же такому случиться, в тот день, когда мы обстреляли неопознанную стальную «акулу», пропала без вести наша субмарина, которая так же, как и мы, «охотилась» в районе Данцигской бухты. Вскоре был выпущен приказ, запрещающий нам, торпедоносцам, атаковать одиночные подводные лодки… Вообще же осень 44-го часто преподносила мне различные неприятные сюрпризы, благодаря чему этот период жизни можно было бы назвать полосой невезения, но тот факт, что все переделки, в которые тогда попадал мой экипаж, неизменно оканчивались хорошо, не позволяет мне употребить по отношению к нему подобную метафору. Остался в живых – это главное, остальное всегда можно исправить…
Жизнь человека стремительна и непредсказуема. Она играет им по собственной прихоти, порой совершенно не считаясь с его желаниями и устремлениями. Бывает, она настолько властно и жестоко распоряжается людьми, что даже самый сильный из нас в определенной ситуации может ощутить себя безвольной песчинкой, гонимой вдаль всесильными ветрами.
Но тем человек и отличается от всех живых существ на нашей планете, что он обладает волей, дающей ему возможность, мертвой хваткой сдавив горло реальности, вырвать у нее победу в, казалось бы, самой безнадежной ситуации. И пусть шансы сделать это невелики – бывают ситуации, требующие действовать наперекор инстинкту самосохранения. А там – будь что будет…