– Командир! – внезапно закричал Федоренко. – Они опять садятся!
Пытаюсь докричаться до «Каталины» по радио – никакого ответа. Прохожу над вновь приводнившейся машиной… Вижу замершие без движения лопасти винтов… Что за чертовщина?!! Делаю еще несколько кругов, продолжая попытки связаться с экипажем летающей лодки. Вдруг, так же неожиданно, она запускает моторы и вновь начинает разгон… Как выяснилось немного позже, произошла почти та же самая история, что и у меня, – борттехник «Каталины» забыл переключиться на основные топливные баки, и двигатели, израсходовав остатки бензина, остановились…
Назад я летел в прекрасном настроении. И куда только делись недавняя усталость и опустошенность?! Как будто и не было их вовсе. Периодически посматриваю направо, чтобы убедиться, что «Каталина», несущая на своем борту спасенный экипаж, все так же находится на своем месте.
Надо ли говорить о том, как тепло и радостно встречали нас дома… Весть о чудесном спасении экипажа сбитого над морем самолета, единственном, по крайней мере, на мою память, таком случае на Балтике, заставила собраться на аэродроме всех, кто только мог. Столь много восторженных поздравлений мне еще не доставалось ни разу. Штурманы, пилоты, стрелки-радисты – все старались подойти и пожать нам руки, и я прекрасно понимал их чувства. «Если вдруг собьют над целью, – наверное, думал каждый из них, – может, и мне повезет. Найдут и спасут, как этих молодых ребят…» Жаль только, что экипаж «Каталины», поднявшей на борт наших товарищей, находился в тот момент совсем в другом месте. Они ведь заслужили благодарность не меньше нашего…
В дальнейших боевых действиях Больдюсов и его друзья участия не принимали. Их сразу же отправили в санаторий, где они и встретили Победу. Насколько я помню, к летной работе никто из них не вернулся – почти двухчасовое пребывание в холодной морской воде пагубно сказалось на здоровье экипажа. По-моему, у Больдюсова отказали обе ноги, и он был вынужден навсегда расстаться с авиацией, штурмана перевели в штаб, а стрелок-радист по излечении демобилизовался и вернулся домой.
День 24 апреля выдался для обоих минно-торпедных полков и их наземных служб очень напряженным. Ранним утром разведка обнаружила в районе маяка Риксхэфт довольно приличный конвой. Для его уничтожения было выделено три группы в составе четырех самолетов каждая. Две – от 51-го полка, одна – от нашего. Взлетали они с довольно большим временным интервалом, по-моему, около полутора часов, возвращаясь назад изрядно потрепанными.
Мы же, оставшиеся на земле, ожидали своей очереди. «День-то сегодня теплый и по-весеннему солнечный, на небе – ни облачка, – рассуждал я про себя, нервно прохаживаясь возле КП и дымя сигаретой, – значит, придется лететь на задание. А ведь немногим меньше месяца назад наши взяли Данциг, вытеснив остатки немецких войск на косу Хель. Казалось бы, деваться некуда, а они все сражаются… Черт их возьми!»
Внезапно совсем рядом раздается оглушительный хохот. Разворачиваюсь в его направлении… Так и есть – вокруг Иванова, как обычно, чтобы послушать его бесконечные байки, собралась небольшая толпа народа. Подхожу поближе к ним, надеясь веселой шуткой поднять свое настроение. Обычно это вполне удавалось, но в этот раз что-то не то – и смех товарищей кажется несколько неестественным, и анекдоты совсем не смешными… Может, так оно и есть, а может, мои натянутые до предела нервы не дают мне хоть немного расслабиться…
Надо сказать, в тот день предчувствие не обмануло меня. Ближе к полудню пришла информация об обнаружении воздушной разведкой направляющегося на запад конвоя. Находился он восточнее острова Эланд и, по-видимому, старался держаться поближе к шведским территориальным водам. «Из Либавы бегут фрицы! Ну что же, будем их атаковать!» – сразу понял я.
Экипажи, принимающие участие в выполнении боевой задачи, тут же собираются на КП. Начальник разведслужбы полка, не теряя времени, доводит до нас всю имеющуюся у него информацию. Затем наступает очередь метеорологов, от которых мы узнаем о погоде в районе цели и, главное, об ожидаемом атмосферном давлении, необходимом для правильного определения высоты полета.
Штурманы тут же достают свои карты и начинают прикидывать маршрут. В это же самое время техники заканчивают предполетную подготовку самолета, включающую в себя подвеску торпед и бомб, заправку топливных баков, проверку работы систем и механизмов.
– Охранение сильное, – еще раз акцентирует внимание Кузнецов, – три «сторожа» и столько же тральщиков. Так что будьте внимательнее…
Получив последние инструкции, экипажи расходятся к своим машинам. Обычно в такой ситуации я сам не прочь перекинуться несколькими словечками с товарищами или рассказать им услышанную недавно историю, но в последнее время настроение совсем не то. Топаю молча, опустив глаза вниз. Легкий ветерок приятно треплет волосы, но мне нет до него дела. Сунул в зубы очередную сигарету, затянулся…
И вновь под крылом играют солнечными бликами балтийские волны, поначалу заставляя немного прищурить глаза. Но проходит немного времени, и зрение постепенно адаптируется к этому обычному для ясной морской погоды явлению. Если бы не военная обстановка, можно было бы спокойно любоваться открывшейся мне красотой… Но сейчас все мысли полностью поглощены выполнением боевого задания.
– Все, ребята, – вышел на связь командир истребителей прикрытия, – мы пошли домой. Удачи вам!
– Счастливого возвращения!
И вот мы одни на бескрайних морских просторах. Правда, сейчас это совсем не страшно – наши машины уже удалились от береговой линии километров на сто. Так далеко в море немецкие истребители не углублялись, по крайней мере, я никогда не слышал о том, что кто-то из наших встретился с ними в этом районе.
Наконец вдали показалось несколько продолговатых серых силуэтов – вот и он, этот самый конвой. Почти одновременно со мной его заметил и штурман.
– Командир! – крикнул он. – Прямо по курсу…
А конвой-то солидный! Впереди тральщики и один СКР, за ними – несколько транспортов и барж (вначале наиболее крупные, потом помельче, так называемые «лапти»), сзади – еще пара «сторожей». В общем, мало не покажется…
– Вижу, Коля. На юго-запад топают. А мы как раз с левого борта. – Понимая, что дополнительного маневра для выхода на боевой курс сейчас не потребуется, даю команду: – Атакуем! Саша! – вызываю Гагиева, бывшего в тот день моим ведомым. – Берем головной транспорт! Он самый крупный!
– Понял, – тут же следует ответ.
Пологим снижением приближаемся к цели. Рассчитывать на внезапность не приходится – слишком уж хорошая для этого погода, поэтому, затаив дыхание, ожидаю первого залпа зениток. Руки, сжимающие штурвал, немного подрагивают. Столько раз это происходило со мной, что мог бы и привыкнуть… Но нет! Мандражирую, как будто иду в атаку впервые, а может, и еще сильнее.
Мгновенно возникшие впереди облачка разрывов заставляют меня рефлекторно вжаться в спинку сиденья. Немного слева, в трехстах метрах от моего самолета, поднялся высокий водяной столб. Потом еще два, затем еще один… Но это только начало – пока бьют лишь большим калибром. Немного даю вперед правую ногу, чтобы уйти чуть в сторону…