Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца | Страница: 135

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Машенька! Родная моя! Победа! Победа!! – Наверное, впервые в жизни я радовался так искренне и беззаботно. Войне конец! Я жив! Любимая женщина рядом! Большего счастья и быть не могло…

– Ну что, – рассмеялась Маша, когда я, немного выбившись из сил, посадил ее на кровать, – пойдем гулять…

– Давай, – с радостью согласился я.

И действительно, чего дома сидеть, когда такой Праздник на дворе… Мы быстренько оделись и, держась за руки, направились к Невскому проспекту. Такого столпотворения на городских улицах мне никогда не доводилось наблюдать ни до, ни после этого дня. Московский вокзал, Дворцовая площадь, набережная Невы, близлежащие улицы – словом, всюду, где бы мы ни ходили, все свободное пространство было до отказа заполнено улыбающимися людьми.

Ласковое тепло белой ночи как нельзя лучше соответствовало счастливому настроению гуляющего по улицам народа. Победа! В нее все мы искренне верили с первого дня Великой Отечественной. Для нее с предельным напряжением работало на заводах все остававшееся в тылу население огромной страны, от мала до велика. Ради нее, не щадя себя, сражались и умирали пехотинцы, танкисты, авиаторы и моряки. Победа! Одна на всех… Вряд ли ошибусь, если скажу, что для всех тех, кому хоть одним глазком довелось взглянуть на военное лихолетье, День Победы стал праздником номер один на всю оставшуюся жизнь…

Трудно передать словами, что творилось тогда на улицах. Из репродукторов лилась радостная музыка. Военные без различия родов войск и званий, заводские рабочие, женщины и девушки, старики, инвалиды поздравляли друг друга крепкими объятиями и рукопожатиями. Вот прямо посреди улицы бравый офицер закружил в танце худенькую девчушку, с которой только что столкнулся в толпе… И тут же его примеру последовали другие мужчины…

Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца
Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

Май 1945 г.


То тут, то там возникали импровизированные «застолья», организованные абсолютно случайно столкнувшимися в толпе людьми. Белый неочищенный самогон, хвост селедки, кусок хлеба – каждый угощал остальных тем, что имел.

Конечно, были и слезы. Слезы радости и слезы печали. Кто-то не мог поверить в то, что остался жить… Кто-то вспомнил своих родных, расстрелянных немцами, или погибших в бою товарищей… Мужчины и женщины, военные и штатские, старики и молодежь – никто не стеснялся плакать… И, что характерно, всегда находился человек, старавшийся по мере возможностей утешить другого. Подойдет, обнимет, скажет несколько теплых слов… И хоть немного да отступит терзающая сердце боль утраты.

Между прочим, все вокруг ощущали себя одной большой семьей, и это – совсем не преувеличение. Ведь каждый из нас, по мере своих сил и возможностей, делал все для общей Победы. И каждый из нас потерял в сражениях Великой Отечественной кого-то из своих родных и близких…

Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

Август 1945 г. С трудом верится, что я сумел дожить до Победы…


А вообще же улицы Ленинграда в тот день буквально источали счастье и радость. И так здорово было бродить по ним, чувствуя безграничный прилив энергии, что возвращаться домой совершенно не хотелось. Поэтому мы с Машей, не замечая времени и не чувствуя усталости, ходили и ходили по праздничному городу. Домой мы добрались лишь на следующий день. Нам все еще не верилось, что началась мирная жизнь…

Конечно, никаких иллюзий о наступившем по мановению волшебной палочки земном рае ни у кого и быть не могло. Все прекрасно понимали, что восстановление разрушенного во время войны потребует долгих лет напряженного труда. Но люди совершенно не боялись этого и засучив рукава принялись за работу не менее самоотверженно, чем совсем недавно дрались с ненавистным врагом. И надо сказать, не менее успешно. Буквально на глазах вновь отстраивались заводы и фабрики, жилые дома и магазины. Год за годом планомерно и методично огромная страна постепенно возрождалась из пепла фронтовых пожарищ…

Ни для кого не секрет, что Победа досталась нам дорогой ценой. До сих пор историки не могут прийти к единому мнению по поводу количества погибших в Великой Отечественной. Данные, приводимые в различных исследованиях, значительно отличаются друг от друга, но даже самые меньшие из них способны внушить ужас любому человеку. Лично мне тяжело в целом признать правоту того или иного исследователя этого вопроса, но как очевидец и непосредственный участник описываемых событий могу достаточно корректно рассказать о том, сколько погибших было в моем непосредственном окружении: в семье, среди школьных друзей и однокашников по школе пилотов и, конечно, среди боевых товарищей.

Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

О своем отце я подробно писал в одной из предыдущих глав. Все военные годы он тянул на себе тяжелую лямку труд армейца, серьезно подорвав при этом свое здоровье. Из четырех его братьев, насколько я помню, на фронте были только двое, и их судьбы сложились совершенно по-разному.

Дядя Сергей начал войну рядовым кавалеристом. Затем в числе других своих однополчан переучился на танкиста и вскоре стал командиром экипажа. Не раз его подразделение, понеся большие потери, отводилось в тыл для переформирования. Мой же дядя неизменно выходил из кровопролитных боев целым и невредимым. После Победы он вернулся домой в звании старшины, увешанный многочисленными наградами. «Смотри, Миша, сколько я медалей нахватал! Больше, чем у тебя!» – помню, шутил дядя Сергей, когда я приехал на побывку к родным. Надо сказать, очень редкое счастье – пройти всю войну, с первого дня до последнего, без единой царапины…

Младший брат отца, дядя Устим, также воевал с самых первых дней Великой Отечественной. Судьба распорядилась так, что он попал во 2-ю ударную армию Ленинградского фронта, которой командовал генерал Власов, ставший впоследствии «знаменитым» своим предательством. «Завели командиры нас, солдат, в болото да и бросили там, – рассказывал дядя. – Сами-то разбежались кто куда, а про нас забыли. Ни еды, ни боеприпасов… Ничего! И что делать – никто не знает. А тут немцы пришли и взяли нас, как говорится, тепленькими. Погрузили в вагоны и увезли…»

Так дядя Устим попал в Австрию, где до самого освобождения работал извозчиком у какого-то бюргера. Вернулся домой и сразу же загремел в лагерь, на этот раз в наш, советский. Каждый день, говорил, на допрос вызывали.

– Как в плен попал? Почему не застрелился?! – в который раз расспрашивал следователь.