…Но на этот раз все совсем по-иному. Нас поймали два ночных двухмоторных истребителя «Ме-110», имеющих для обнаружения противника бортовые радиолокационные станции. Каждый из них обладает мощным пушечным вооружением и способен накрыть наш самолет с первого залпа…

И взаимодействие у фрицев хорошо отлажено. Один слева фарами мой самолет освещает, другой справа заходит. И буквально через две-три секунды в опасной близости от моей кабины замелькали трассеры. Тут же даю правую ногу, заставляя несущуюся на максимальной скорости машину скользить в сторону атакующего «Ме-110». Так я максимально затрудняю ему корректировку огня. Но второй немец находится как раз сзади меня и вот-вот начнет стрелять. Я приготовился бросить свой самолет в противоположную сторону…

В это самое мгновение прямо впереди меня опять вспыхнули пунктиры трассеров. Только стремились не в сторону моей машины, а вертикально вверх. Стреляли явно с земли, причем из нескольких рассредоточенных вдоль берега точек, пытаясь таким образом создать огневой заслон на нашем пути. «Свои, – моментально сообразил я. – Зенитная батарея…»

Я оказался зажатым между молотом и наковальней. Что делать?! Отвернуть в сторону уже не успею… На принятие решения оставались доли секунды… И оно пришло само собой – положить самолет буквально на бок, тем самым максимально уменьшив площадь поражения, и попытаться проскочить между несущими смерть трассами…

Всего лишь несколько мгновений длился мой полет сквозь зенитный огонь… Всего лишь несколько мгновений… Справа и слева мелькают огненные штрихи, уносясь высоко в небо. Некоторые из них проносятся так близко, что кажется, вот-вот разнесут вдребезги стекла кабины… Я непроизвольно вжал голову в плечи… К счастью, мой ангел-хранитель и в этот раз не оставил меня, позволив пройти сквозь дождь, не замочив плаща…

– Командир! – радостно закричал Иван, стоило самолету вновь принять горизонтальное положение. – Истребители отстали!

– Не расслабляйся! – отвечаю. – Смотри в оба! Они еще могут догнать нас.

В центре – Сергей Волков

Но мои опасения оказались напрасными. Немцы ушли домой, а мы, немного успокоившись, направились в сторону Ленинграда. Легкая чуть заметная дымка, появившаяся незадолго до встречи с «мессерами», поначалу совершенно не мешала мне, но вскоре она начала сгущаться, превращаясь в сплошное непроглядное марево. Немного подтягиваю штурвал к себе и на высоте около километра оказываюсь над верхней кромкой облаков. Теперь идем только лишь по расчету…

– Сейчас пройдем над станцией Волосово, – докладывает штурман.

Неожиданно вокруг нас вновь вспыхивают разрывы снарядов. «Опять свои лупят!» – мысленно выругался я, резко уводя машину в сторону. Благо летели мы над облаками, поэтому зенитчики не имели возможности своевременно вносить коррективы в свои прицельные данные. Но все равно, мало приятного. В общем, страху натерпелись в том вылете…

Кстати сказать, весной 44-го многие экипажи торпедоносцев стали встречаться с немецкими ночными охотниками, поэтому именно их действия признало командование причиной гибели моих друзей. «Знать, сильно насолили мы врагу, раз к нам «стодесятые» пожаловали…» – напрашивался однозначный вывод.

Но все-таки гораздо более опасным противником для нас оставались корабельные зенитки, в чем мне воочию довелось убедиться в том же злосчастном марте. Задание тогда стояло знакомое – минирование фарватеров на подходе к финской военно-морской базе Котка. Сейчас уже не помню, сколько самолетов принимало в нем участие, точно помню лишь то, что я взлетал через пару минут после капитана Беликова.

Как обычно, вышли в море и, набрав высоту около четырехсот метров, стали приближаться к цели. Позади остался остров Лавенсаари… Внезапно где-то далеко впереди я увидел тянущиеся вверх огненные штрихи, и буквально мгновение спустя ночное небо озарила яркая вспышка, но не погасла сразу же, как это происходит с зенитным снарядом, а медленно, словно нехотя, начала опускаться вниз и вскоре скрылась в морской воде. «Неужели Беликов…» – екнуло сердце…

Но еще раньше я успел, бросив машину вправо, со снижением обойти вражеские корабли. И вовремя – в нашу сторону не было ни одного выстрела. Да и над целью тоже, так что мины мы сбросили без помех.

Весь обратный путь я сидел как на иголках, пытаясь убедить себя в том, что ошибся и что это был не наш самолет, а финский, по ошибке обстрелянный зенитными установками дежурных вражеских кораблей… Да и вообще, мало ли чего привидеться могло… Но в тот день самолет Беликова так и не вернулся домой, а значит, мои опасения подтвердились.

Вместе со своим командиром погиб Дмитрий Смирнов – мой первый боевой штурман.

Несколько дней спустя меня вызвал Смольков и сообщил, что я назначен командиром звена вместо Коли Шарыгина. Конечно, произошло сие отнюдь не ввиду моих исключительных боевых заслуг, а всего лишь потому, что других, более достойных, просто не было. Из всех «стариков» в моем звене остался только я.

К своему стыду вынужден признаться, что совершенно ничего не помню о тех, кем мне довелось командовать в новой должности. Имена, лица, характеры… Слишком быстро погибали эти молодые ребята, большинство из которых не успели сделать и пяти боевых вылетов…

Честно сказать, не были они по-настоящему готовы к поставленным перед ними сложнейшим задачам. Некоторые из них имели на своем счету лишь несколько тренировочных ночных полетов, что уж тогда говорить о навыках работы с торпедами. Борзов, прекрасно понимавший это, любую передышку в боевой работе старался использовать для обучения вновь прибывших молодых ребят, да и другие опытные летчики делали все, что только могли. Но война жестоко и бескомпромиссно диктовала свои условия, заставляя бросать в бой все наличные силы. Само собой разумеется, что менее опытные имели гораздо меньшие шансы выжить в этой ужасной бойне. Именно тогда, весной 44-го, я по достоинству оценил тот факт, что пришел в полк не наскоро обученным «птенцом», а летчиком, имевшим более-менее приличный опыт.

Второй день рождения

Время шло, день за днем пополняя мой боевой опыт. Я неплохо освоил технику минных постановок и без особых затруднений справлялся с нанесением бомбовых ударов. Тем не менее чувство полного удовлетворения так и не появилось. И неудивительно, ведь все мои четыре торпедные атаки окончились досадными промахами.

Я очень сильно переживал из-за этого и каждый раз после очередной неудачи шел на доклад мрачнее тучи. Боевые товарищи, понимая мои чувства, всегда стремились поддержать и утешить меня.

– Ничего страшного, не в этот раз, так в следующий, – говорил Иван Бабанов, многое повидавший на своем веку. – Никуда они, транспорты эти, от тебя не уйдут!

Конечно, он прав, но от этого легче как-то не становилось. Ведь я был абсолютно убежден: стать полноправным гвардейцем можно, лишь имея на своем счету подтвержденные потопления. А таковых у меня пока что не наблюдалось.