«Это была, — пишет она, — самая лучшая моя избирательная кампания, когда я чувствовала себя в наибольшей гармонии с народом».
День 3 мая Маргарет Тэтчер начала с того, что проголосовала в Челси вместе с Деннисом. Затем она отправилась в свой округ. Вечером она обосновалась в ратуше Барнета, чтобы дождаться там результатов голосования. Будучи очень суеверной, она ждала того момента, когда можно быть совершенно уверенной в победе. В три часа стало ясно, что догнать консерваторов лейбористы уже не смогут. Консерваторы действительно одержали победу, получив на 44 депутатских мандата больше, чем лейбористы, и на 7 процентов голосов больше. Особенно интересно было то, что хоть преимущество консерваторов и не было самым внушительным за всю историю английского парламента, электорат лейбористов очень сильно был заинтересован кампанией консерваторов. Это было, с одной стороны, свидетельством эффективности кампании, а с другой — воистину исторических перемен. В среде квалифицированных рабочих сдвиг в пользу консерваторов составил 9 процентов, в среде среднего класса — 11. Говоря другим языком, можно утверждать, что центр тяжести страны тогда смещался вправо.
В четыре часа утра 4 мая Маргарет прибыла в Центральное бюро Консервативной партии, чтобы отпраздновать победу. Она была взволнованна, потрясена. Ронни Миллер вспоминает, что «леди редко выказывала волнение, но на сей раз она плакала горючими слезами и часто сморкалась». На следующее утро она вновь появилась в своей канцелярии, в помещении парламентского пристава, где на протяжении всех лет, когда была лидером оппозиции, «держала» свой штаб. Затем она отправилась в Центральное бюро партии, чтобы там дождаться вызова во дворец. В 14 часов 45 минут личный секретарь королевы сэр Мур пригласил ее прибыть в Букингемский дворец. Беседа с Ее Величеством продолжалась 45 минут. Покидая дворец, Маргарет уже была премьер-министром Соединенного Королевства Великобритании, Уэльса, Шотландии и Ирландии. В качестве лидера оппозиции она занимала в палате общин кресло Черчилля, бывшего ее кумиром во время войны. Теперь она займет его место на Даунинг-стрит, в доме 10.
Как и положено при хорошо отлаженной монархии, служба протокола все отрегулировала мгновенно. У подножия скромной «лестницы премьер-министра», не идущей ни в какое сравнение с пышной парадной лестницей, предназначенной для государственных приемов и любопытных туристов, Маргарет уже ждала машина премьер-министра. Машина лидера оппозиции была передана Джиму Каллагену. В первый раз гвардейцы, несущие караул у стен дворца, отдали честь той, которой они не отдали честь при входе, ведь тогда она была всего лишь особой, которой назначена аудиенция.
На ступенях дома 10 по Даунинг-стрит она прежде всего прочла апокрифическую молитву святого Франциска Ассизского, которую ей посоветовал вспомнить Ронни Миллер: «Да сможем мы привнести гармонию туда, где есть раздор и разногласия, да сможем мы принести истину туда, где есть заблуждение, да сможем мы принести веру туда, где есть сомнения. Туда же, где есть отчаяние, да сможем мы принести надежду».
Остряки не преминули позлословить и позубоскалить по поводу этих слов, так не совпадавших с тем образом Маргарет, который они и многие другие себе создали. Йен Гилмор выскажется в том духе, что, мол, «все это было большим шарлатанством». Но это несправедливо. Ведь Маргарет была так убеждена в истинности своих идей. Она думала, что работает ради добра, справедливости и истины. Позднее в мемуарах она признала, что «невозможно было бы одолеть заблуждения, сомнения и отчаяние без некоторой доли раздоров и разногласий». Ей вовсе не казалось, что она отрекается от самой себя, произнося слова той молитвы. Нет, она себе не изменила.
После молитвы Франциска Ассизского она ответила на некоторые вопросы. Журналисту, спросившему: «Каково впечатление от того, что вы — женщина — премьер-министр?» — она ответила: «Не знаю, у меня нет опыта существа другого пола».
Прежде чем закрыть за собой дверь дома 10 по Даунинг-стрит, за которой ее ждали большие тайны и чрезвычайно тяжелые обязанности, Маргарет вспомнила о том, что она дочь Альфреда Робертса, бакалейщика из Грантема: «Почти всем я обязана моему отцу. Он научил меня верить во все то, во что я верю <…>. Именно со всем этим я и выиграла эти выборы. И меня чрезвычайно волнует, что все то, что я узнала в маленьком городке, в скромном доме, стало как раз тем, благодаря чему я победила на этих выборах».
На одиннадцать лет и восемь месяцев бакалейная лавка, находившаяся на углу улицы в Грантеме, вошла в политическую жизнь и пришла на свидание с Историей.
«Полный итог влияния моей политической деятельности на моих ближних будет подведен только ко дню Страшного суда. Эта мысль смущает, волнует и тревожит. Но я утешаю себя вот чем: когда я восстану из могилы, чтобы выслушать последний вердикт, прихожане церкви Святого Креста будут рядом, по крайней мере, они будут там в качестве свидетелей защиты…» Такими словами заканчивается второй том воспоминаний Маргарет Тэтчер. Надо признать, слова эти необычны для бывшего главы правительства! В конце своих «Воспоминаний надежды» Шарль де Голль говорил о будущем, в конце своих «Военных мемуаров» Черчилль призывал всех на суд веков и народа. Никто не отдавал себя на Божий суд.
Было бы ужасной ошибкой низводить деятельность Маргарет Тэтчер только к экономической составляющей ее программы, было бы невероятным заблуждением видеть в ней лишь усердного ландскнехта так называемого «ультралиберализма» или фанатичную сектантку, исповедующую идеи чистого монетаризма. Однако именно в таком образе она осталась в своих мемуарах. Опубликованная в «Таймс» от 3 февраля 1988 года карикатура представляет нам ее в облике «лорд-протектора» [110] : она там закована в стальные латы (намек на прозвище «Железная леди») и держит в руке книгу Милтона Фридмана, подобно тому, как на известной гравюре, знакомой всем британцам, Кромвель изображен с Библией в руке. Но все это неправда! В тэтчеризме нет ничего от «изма», который представлял бы собой «…надцатое» воплощение либерализма. Это не система, не идеология, которая может якобы все объяснить, да еще сквозь единственную решетку интерпретации священного текста. Тэтчеризм — это всего лишь совокупность убеждений, напрямую проистекающих из христианской веры. В каком-то смысле Маргарет Тэтчер была для своих соперников и противников гораздо опаснее, чем они думали. В политике она была консерватором, в экономике — либералом, в социальном отношении — традиционалисткой, но прежде всего она была дочерью пастора, втянутой в жестокую борьбу XX века. А все остальное проистекало именно из этого.
Речь, малоизвестная и не замеченная большинством библиографов, превосходно выявляет эту связь мыслей, составлявших основу тэтчеризма, с христианской религией, вернее, не просто связь, а родство. Если Маргарет и не была по сути теоретиком, если большинство ее убеждений происходило, как ей казалось, из простого здравого смысла, всё же все они свидетельствовали о наличии внутренней связи с христианством. Вот об этом она без обиняков и говорила перед Генеральной ассамблеей Шотландской церкви 21 мая 1988 года: «Я говорю вам о том, как я воспринимаю ход вещей не только как женщина-политик, но прежде всего как христианка».