Красный партизан!
– Воевать так воевать! – сказал Сеня, садясь в машину. – Ежли этих гадов в войну не всех добили, мы их теперь добьем. Федя, бери курс на врага! Полный вперед!
Когда мы подъезжали к Кольцевой дороге, дядя Федор сказал:
– Сеня, каску сними. Пост ГАИ впереди.
– И не подумаю.
Конечно, нас все-таки остановили.
– Что за маскарад? – спросил инспектор ГАИ. – Что за оружие?
– Кино снимаем, – сказал дядя Федор. – Боевик. Называется «Бледная Настя». Это главный артист. Ему из роли нельзя выходить. Он даже спит в каске. И вообще, товарищ лейтенант, вы отойдите подальше на всякий случай – гранаты у него настоящие. Как рванут! Вам же хуже.
Это точно. Да, с этими ребятами не пропадешь. В этом я еще раз убедился, когда мы приехали в институт. Никакой пропуск нам не понадобился.
Сеня шел первым. Стволом автомата он отодвинул охранника в сторону и сказал нам негромко:
– Проходите, ребята. Я здесь постою. – И повернулся к охраннику: – Палку-то убери.
Тот молча сунул дубинку в чехол на поясе.
Я отпер кабинет бывшего Медведева. Подошел к сейфу. Выбрал из связки подходящий ключ. Отпер и повернул тяжелую дверцу. Весь сейф был забит деньгами. Они лежали в полиэтиленовых пакетах, перетянутых резинками.
– Считать будешь? – спросил дядя Федор. – Для отчета.
– Тут два дня считать надо, – вздохнул я. Мне совершенно было наплевать на деньги. Как там Алешка, вот что меня тревожило. До глубины души.
А Алешка… Впрочем, об этом в свое время…
Я уложил деньги в сумку. А сзади скрипнула дверь, вошла полосатая Пчелкина.
– Вы зачем это? – Она показала своим носиком на распахнутый сейф. – Грабите?
– А чего тут грабить? – спросил дядя Федор, с трудом поднимая сумку. – Тут, кроме денег, ничего у вас нет.
Однако в глубине сейфа было что-то еще. Шибко интересное. Это были ножны, сделанные из меха какого-то животного. А в ножнах находился нож. С рукояткой из какой-то пожелтевшей кости. В виде бело-желтого медведя, который шел куда-то сам по себе, по своим делам. На всякий случай я положил и этот нож в сумку.
– Охрану вызову, – сказала Пчелкина. – Вы грабители. Я вас не боюсь.
– Мы тебя – тоже, – сказал дядя Федор. Он поднял сумку и пошел к дверям. – В натуре. – И он пошевелил на груди свою золотую цепь. – По жизни. Типа того. Как бы.
Пчелкина не устояла на ногах и села в кресло. Вернее – упала.
– Дима, – прошептала она. – И ты – тоже? В натуре?
Я молча кивнул: что делать? И я в натуре.
– Ты же обещал разыскать профессора.
– Он его разыскал, – сказал дядя Федор, отворяя дверь. – Но было уже поздно.
– А где же он? – Пчелкина прижала лапки к груди. – Он жив?
– Еще как. Но пахнет плохо.
– Чем? – выдохнула Пчелкина.
– Тюрьмой, – безжалостно сказал дядя Федор и вышел в коридор.
– Гони, дядя Федор, гони, – все время повторял я.
– Дим, что ты дергаешься? За Алешку боишься? Это зря. Щаз ворвемся туда, штурмом возьмем эту крепость. Положим их всех на пол. А Алешка по ним босиком пробежится.
– Почему босиком? – тупо спросил я.
– Ну… Он у вас добрый очень. Он их каблуками топтать не будет.
Ошибся дядя Федор. Лешка их такими каблуками растоптал!..
…Не доезжая поворота на ферму Петруши, мы остановились. Путь нам преградил гаишник. В руке – жезл, на груди автомат.
Он указал своим жезлом в сторону:
– Вот здесь стоять. Дальше проезда нет. Идет спецоперация.
– Мы участники! – заорал дядя Федор и включил сирену. – Ты что, капитан, номера не видишь?
А Сеня выставил в окно ствол автомата. И голову в каске.
Капитан отпрыгнул в сторону и заорал:
– Лежать! Оружие в окно! Стоять!
Дядя Федор повернулся ко мне:
– Лежать или стоять, Дим?
– Пробиваться, – сказал Сеня. – С боем!
– Подождите, – сказал я. – Мы привезли деньги. Этот террорист такое условие поставил. Мы тоже заложники.
Капитан выхватил рацию:
– Товарищ полковник! Тут деньги привезли! Братки какие-то. Вооруженные. Так, понял. Выполняю. – И нам: – Проезжайте. – И добавил вслед: – По-моему, вы опоздали.
Сердце у меня ухнуло и провалилось. А дядя Федор рассмеялся:
– Ну, значит, Алеха их повязал. И копытами потоптал.
Загон был окружен машинами. Милицейскими, «Скорыми», пожарными. Наши любимые страусы сбились в испуганную стаю и смотрели через сетку на всю эту спецтехнику. И милиции было много: спецназ, саперы, участковый. Полковник Оболенский.
Он стоял в центре целой группы бойцов. Они были все в бронежилетах, в касках, со щитами. А папа был с биноклем. Рядом с ним стоял Алешка и, что-то втолковывая ему, махал изо всех сил руками.
Папа смотрел на верхушку водонапорной башни. Я подбежал к нему. Какой-то офицер, смеясь, говорил:
– Не спешите, товарищ полковник. Без нас разберутся.
– А если он его сбросит? – спросил папа.
– Туда ему и дорога. Нам хлопот меньше.
Я изо всех сил пытался разглядеть – что там творится, на самом верху, возле гнезда. А там большая птица длинным клювом и сильными крыльями колотила кого-то. Этот кто-то присел на корточки, закрывал лицо руками и орал изо всех сил:
– Прекратите это безобразие!
– Дим, – сказал Алешка. – Это Грачев.
Здорово! Но малопонятно.
– А где Бир?
– Вон, у ограды сидит.
У сетки и впрямь сидел на песке бывший профессор. На нем была одна рубашка, и он конфузливо прикрывал ею свое голое, все в синяках и ссадинах тело. Возле него стоял боец с автоматом.
Увидев меня, Бир заискивающе проговорил:
– Приветствую вас, коллега.
Я посмотрел на него, поморщился, чтобы не рассмеяться, и ответил:
– Мы жуликам не коллеги. Тамбовский страус тебе коллега.
Что за бой произошел на ферме и как освобождали заложников, я узнал уже по дороге в Москву. Собственно, заложников освобождать не пришлось. Они сами освободились. А освобождать и спасать пришлось террористов Грачева и Бира.
Вот как это получилось.
Едва мы уехали, Петруша лег на бок, поудобнее, и спросил Алешку:
– Ты в футбол играешь?
– Зачем? – удивился Алешка. – Целой толпой за одним мячом бегать? Да я лучше какую-нибудь лишнюю задачку по арифметике решу, правильно? – Это он, конечно, соврал, потому что понял – вопрос задан неспроста.