Алешка вышел из-за угла и негромко сказал:
– Руки вверх!
В общем, опять мы с Алешкой попали в историю. Серый Волк оказался вовсе на таким уж преступником. Да, он украл коня, очень дорогого. На международном аукционе за такую лошадь любой владелец конюшни заплатил бы, не раздумывая, целый миллион долларов…
Но все по порядку… Откроем мой дневник на двадцатой странице под заголовком «Пятое января». Вот что там записано для потомков:
«Жили-были два брата. Одного звали Алмаз, другого Топаз. Красавцы жеребцы ахалтекинской породы. Однако Алмаз имел небольшой недостаток во внешнем виде: у него была звездочка во лбу – белое пятнышко шерсти и чулочки на передних ногах были разного размера. Казалось, что один чулочек немного сполз вниз. И специалисты-коневоды считали это отклонением от породных признаков.
Поэтому Алмаз большим спросом не пользовался, переходил из одних, не очень добрых, рук в другие, потом его совсем забросили, и он скучал на маленькой конюшне в далеком селе. Его хозяин – фермер – хотел сделать из него рабочую лошадь. Чтобы Алмаз таскал телегу, груженную мешками с картошкой или бидонами с молоком. Но Алмаз был скакун чистых кровей, ему нужно было брать призы на международных скачках, а не месить своими стройными ногами грязь сельских дорог. Поэтому он капризничал и в упряжке ходить не желал. Фермер махнул на него рукой, скудно кормил и плохо за ним ухаживал.
Тут-то его и нашла наша Галина. И забрала в свою школу конно-спортивного мастерства. Она очень долго за ним ухаживала и очень долго тренировала. И Алмаз стал таким, каким и должен был быть – красивым, умным и послушным.
А вот у его брата Топаза судьба сложилась вначале очень неплохо. Один коммерсант по фамилии Ершиков вдруг решил возродить былую славу российского коневодства. Он купил на окраине города небольшой заброшенный ипподром с конюшнями, набрал на работу всяких хороших специалистов. И конюхов, и жокеев, и наездников, и ученых-коневодов, и ветврачей и зоотехников. И разослал самых лучших знатоков по всей России скупать породистых скаковых лошадей. И покупал он очень дешево, иных лошадей ему отдавали даром. Потому что люди очень радовались, что теперь снова в России станет развиваться коневодство. И Топаз тоже достался Ершикову даром. Его все это время содержали сотрудники обедневшего института коневодства за свои деньги. И Топаз стал украшением ершиковского „табуна“. И тот уже потирал руки, рассчитывая, за какие деньги станет продавать Топазовых детей – жеребят.
Однако дело возрождения былой славы российского коневодства оказалось очень трудоемким, медленным и на первых порах совсем не прибыльным. Ершиков в нем разочаровался. Откровенно говоря, ему было совершенно наплевать на российское коневодство, его интересовали только деньги, которые оно могло дать. Но не очень-то пока давало.
Ершиков вскоре забросил коневодческие дела и стал устраивать на ипподроме всякие рекламные акции. Он устраивал скачки, бега. Поставил повсюду торговые киоски со всякой ерундой. И на все на это с грустью смотрел гражданин Тимофеев, который был очень хорошим специалистом по племенным лошадям.
Лошадей стали постепенно продавать в разные руки. Их покупали такие же бизнесмены вроде Ершикова. Кто-то держал лошадь в своем загородном имении для верховых прогулок, а кто-то делал из них самых настоящих извозчиков. Многим людям нравилось кататься в коляске, запряженной парой красивых буланых коней.
А Тимофеев ухаживал за Топазом. Холил его и лелеял. Он знал, что это очень ценный конь. И если от него пойдут жеребята, тогда несомненно вернется былая слава российского коневодства.
Топаз был очень красивый и гордый конь. Он, наверное, сам прекрасно знал себе цену. И вот эта цена неожиданно определилась.
Совершенно случайно, когда Тимофеев чистил соседнее стойло, он услышал очень неприятный разговор.
К стойлу, где находился Топаз, подошел Ершиков с каким-то важным иностранцем. Иностранец (Ершиков называл его с почтением – господин Пферд) остановился напротив Топаза и издал звук восхищения.
– О, я! – выдохнул он в восторге. – Это есть классный лошадка. Я его брать в Германия за любой денег!
– Нельзя его брать в Германия, господин Пферд, – огорченно проговорил Ершиков, подделываясь под его русский язык. – Это есть достояние России. Это есть племенной жеребец.
– О, колоссаль! Он будет жить в Германия. И его детки будут делать для моей страны славу и гордость. Сколько господин Ержиков хотел брать за этот конь денежек?
– Этот конь нельзя продавать. Это генофонд, говоря по-русски.
– Мне совершенно наплевать на ваш русски генофонд. Сколько денег?
А Тимофеев все это слушал, затаясь в соседнем боксе.
– Вы, господин Пферд, не сможете его вывезти за границы России. Вас не пропустит таможня. В документах указано, что…
– Очень я плевать на ети документы. Вы мне их даваль один вечер, а один другой утро в етим документы все будет о…кей! Ферштеен зи?
– Нихт ферштеен, – машинально ответил по-немецки Ершиков. И перевел на русский: – Не понимаю.
– Русски мужик, он есть, – тут господин Пферд постучал костяшками пальцев по столбу. – Он есть туп, глюп и неразумен. Конь останется конь, а в документы будет написано, что етот конь не есть карош. Сапсем дурак.
Кто дурак – конь или Ершиков, Тимофеев на эту тему размышлять не стал. Он понял, что готовится подлая, даже преступная сделка. И что Ершиков возражает только из одного желания – содрать с этого Пферда побольше денег. Ему на генофонд и на славу России точно так же наплевать.
– Миллион, – после недолгого раздумья сказал Ершиков.
– Согласен, – ответил господин Пферд. И Ершиков понял, что поторопился.
– Два, – поспешно сказал он.
– Вот тебе! – ответил Пферд.
А Тимофеев догадался, что он сунул под русский нос Ершикова немецкую фигу.
– Документы давай. Пошли в твой офис.
Как только они ушли, Тимофеев побежал в милицию.
– Мне надо к вашему начальнику! – запыхавшись, выпалил он дежурному.
– Прямо так? – усмехнулся тот. – А к министру вам не надо?
– К министру? К министру еще лучше. У меня дело государственной важности.
– Тогда прямо к президенту.
Тимофеев понял, что над ним насмехаются, и постарался объяснить:
– У нас есть конь. Племенной жеребец. Очень породистый. Хозяин собирается продать его за границу. За миллион долларов.
– Это его дело, – лениво ответил дежурный. – Пусть продает. Милиция здесь не при чем.
– А кто при чем? – закричал Тимофеев. – Государственное достояние уходит из страны, а милиция, видите ли, не при чем!
Дежурный встал, надел фуражку, поправил на боку кобуру с пистолетом.
– А вы, гражданин, не кричите. Я вам русским языком отвечаю: коммерческие сделки в компетенцию правоохранительных органов не входят. Вам ясно? Или повторить?