– Элементарно, Ватсон. Юлька записала телефон, пошла звонить. У нее плохая память. Она набрала по книжке номер с двумя единичками и с двумя нулями. Вот и все. Я давно догадался, что она с этим Волком в одной стае.
– Ну и что?
– Попросишь папу, чтобы он по этому номеру узнал адрес.
– И пусть он сам этого Волка арестует.
Алешка подумал и сказал загадочную фразу:
– Дим, не все жулики нечестные. Бывает наоборот.
И больше до самого дома не проронил ни слова.
Проснулся я от того, что кто-то дергал меня за ухо:
– Дим, вставай скорее, он уходит.
Я потряс головой, прогоняя остатки сна, и сердито пробормотал:
– Ну и пусть.
– Папа уходит, Дим.
Папа каждый день уходит. Я отвернулся к стенке и натянул одеяло на ухо.
– Дурак! – сказал Алешка. И я услышал, как он хлопнул дверью.
Потом я узнал, что он перехватил папу в дверях и жалобно попросил:
– Пап, Машка-ромашка меня попросила…
– Маша Ромашкина, – строго поправил папа.
– Машка… – начал было Алешка, но тут же поправился: – Машенька-ромашенька. Так, пап?
– Уже лучше. Что ей надо?
– У нее телефон есть, а адреса нет. А ей надо.
– Алексей, – сказал папа строгим голосом, – ты используешь мое служебное положение в личных целях. Это некрасиво.
– Красиво, – сказал Алешка. – Не в личных. Эта ее подружка, которая без адреса, утащила домой хомут. Из нашей конюшни. Для бабушки.
Папа чуть не сел на пол. От такой жестокости.
Алешка, склонив голову, внимательно наблюдал за ним, ждал, когда папа придет в себя и вернет себе дар речи.
– Пап, ты не понял. Хомут не для того, чтобы бабушку в него запрягать. Бабушка обещала его заштопать. Она раньше на обувной фабрике работала.
Алешкин метод мне давно известен. Сейчас он еще наговорит, как мама выражается, «семь бочек арестантов и солдат с ружьем», а папа, запутавшись в его болтовне, махнет рукой и сделает то, что Алешка просит, – лишь бы отвязался.
Так и получилось. Папа поморщился и сказал:
– Давай номер. Пробьют мои ребята этот адрес. Позвони часа в три. – И он быстренько захлопнул за собой дверь.
– Еще спасибо скажешь, – бросил ему вслед Алешка. Когда папа уже не мог его услышать.
Я некоторое время просидел над дневником, куда старательно заносил все события – важные и неважные. Алешка бродил вокруг елки. Потому что мама, кроме игрушек, обязательно вешала на елку еще и конфеты, и мандарины. Обычно мы их уже в новогоднюю ночь все до штучки собирали, но всегда кое-где кое-что пряталось в густых ветвях. И Лешка охотился возле елки порой до самой весны.
Елка у нас стоит обычно очень долго. Жалко ее выбрасывать. От нее столько радости, сказочности, уюта. И она у нас так долго стоит, что на кончиках веток появляются новые иголки – ярко-зеленые, нежные и пушистые. И очень ароматные. И все это время Алешка разыскивает на ветках конфетки. Которые никак не кончаются. Такое впечатление, что какой-то добрый Дед Мороз все время подвешивает их по ночам. А может, мама…
В этот раз Алешка набрал две горсти грецких орехов. Сбегал за молотком. Наколол и честно разделил ядрышки на четыре кучки. («Это папе, это маме, это Диме, это мне».)
– Дим, орехи будешь?
– Отстань.
Однако горка орехов исчезла. Дальше слышу бормотание:
– Папа, конечно, орехи не будет… Мама их не любит… Придется мне, – со вздохом закончил братишка.
Зазвонил телефон. Алешка ринулся в прихожую, снял трубку. Незнакомый официальный голос строго произнес:
– Примите телефонограмму. Зачитываю текст: «По Вашему требованию сообщаю адрес, по которому зарегистрирован телефонный номер (такой-то): Смольная улица, шестнадцать, два. Подпись: полковник Оболенский. Передал: старший лейтенант Щербатов. Время: четырнадцать ноль-ноль московского». Кто принял?
– Принял Леха Оболенский. Благодарю за внимание. – Он тут же влетел в комнату: – Поехали, Дим! Обнаружен разыскиваемый гражданин по кличке Волк!
– Никуда я не поеду. – Я не спеша пробежал глазами только что написанную фразу. – И ты никуда не поедешь.
Алешка подскочил на месте как теннисный мячик.
– Человеку грозит опасность! А ты…
– Вот и сиди дома, человек.
– Да не мне, Дим!
– Тогда тем более.
– Ах так? Запиши в свою летопись, я продиктую: «Сегодня в четырнадцать ноль-ноль я, Дм. Оболенский, торжественно отказался помочь человеку, попавшему в беду. Передал: Леха Оболенский». Твоим детям, Дим, будет очень приятно прочитать эту фразу. Они будут гордиться своим отцом!
Во выдал!
– Да кто в беду-то попал? – не выдержал я.
– Ты знаешь, что этот Волк сделал? Ты знаешь, что его разыскивает не только милиция, а… – Тут он замолк, как Буратино, когда засунул себе в рот бумажный колпачок, чтобы не проговориться.
– Ну-ну, – подтолкнул я. – Раскалывайся.
У Алешки в глазах мелькнул огонек. Что-то придумал, точно.
– Этот Волк, Дим, он…
– Красную Шапочку съел?
– Бабушку! Ты старушек уважаешь? Ты им место в метро уступаешь? Вот! А тут бедная одинокая старушка пустила к себе в дом пожить опасного преступника…
– Ладно, – согласился я. – Поедем старушку выручать. – А сам подумал: что-то он здорово привирает в каком-то месте. И похоже, этого грустного Волка, кроме милиции, ищет еще кто-то. Покруче, в определенном смысле.
– Ты только не вмешивайся, – инструктировал меня по дороге Алешка. – Я сам буду все делать. Ты только кивай иногда.
Я кивнул. Алешка похвалил:
– Здорово! Из тебя хороший артист получится.
Ага, буду до самой пенсии изображать молчаливое ружье в углу.
Ехали мы долго. Сначала на метро, а потом еще несколько остановок на автобусе. Тут я что-то заподозрил:
– Леха, а откуда ты знаешь, где эта Смольная улица?
Он пожал плечами:
– В папином справочнике подглядел. Случайно на глаза попался.
Все у него случайно…
Смольная улица оказалась совсем не такой, какой я представлял себе по ее названию. Я думал, что она вся обсажена хвойными смолистыми соснами и елками. Или находится на краю соснового бора. Ничуть не бывало. Деревья на ней, правда, были. Они росли в два ряда по тротуарам. Но никакие не хвойные и не смольные. Вообще не поймешь – какие. Алешка очень точно их обозначил: