Старушка, как и Юля, с удивлением посмотрела ему вслед. Почему можно ездить с ключами от квартиры? Загадка.
Это был второй Алешкин прокол. Он это сообразил уже на улице и взял за правило: если врешь, то хорошо помни, как именно врешь. Чтобы ключи от квартиры с ключами от машины не путать. И своего папу с чужим – тоже.
Над входом в театр висела эмблема: занавес, на нем косая молния и длинноносый человечек с громадным ключом в руке.
Алешка потоптался у входа. На билет у него денег не было, да и представление начиналось не скоро. К тому же за дверью маячил здоровенный детина с черной бородой – Карабас-Барабас, а не дружелюбная старушка Тортила.
Алешка осмотрелся. Не иначе искал глупого петуха, чтобы под прикрытием его хвоста проникнуть в харчевню… то есть в театр.
Петух нашелся. В виде объявления на стене: «Театр „Золотой ключик“ продолжает набор актеров в труппу для постановки пьесы „Великан и Роза“. Обращаться к режиссеру Кабакову».
Алешка, долго не раздумывая, толкнул тяжелую дверь.
– Тебе чего? – прогремел над его головой сочный бас.
– Кабакова, – спокойно ответил Алешка. – По вопросу трудоустройства.
– Обедает! – прогремело над ним.
– Подожду, – так же коротко ответил Алешка.
И стал деловито расхаживать по пустому фойе, разглядывая на стенах фотографии спектаклей «Золотого ключика».
Спектакли были какие-то странные, непривычные. Разглядывать фотографии было интересно. Как загадочные картинки в детском журнале. Приятно было их отгадывать. Например, сказка «Репка» Алешку особенно удивила.
Это была не традиционная репка, которая застряла на огороде, а корабль под названием «Репка», который сел на мель, и его безрезультатно стаскивали с мели всем экипажем. До тех пор, пока не появился юнга-девочка по имени Мышка. Она сдернула хвостиком «Репку» с мели и снова шмыгнула в норку – в трюм.
Алешка пожал плечами и перешел к следующему стенду, но тут, в дальнем углу фойе, отворилась дверь с табличкой «Буфет» и из нее вылетел невысокий толстенький человек. За воротом у него торчала заткнутая белая салфетка, на круглощеком румяном лице сияла улыбка, а в руке был бутерброд, который человек дожевывал на ходу. Это и был режиссер Кабаков.
– К вам, Антон Иванович! – прогремел на все фойе Карабас.
Антон Иванович глянул на Алешку и, не останавливаясь, горделиво пожаловался ему, показывая обглоданный бутерброд:
– Видишь, на ходу обедать приходится. Весь в искусстве. Тебе чего?
– На сцену хочу, – тоже гордо сказал Алешка.
– Есть данные?
– Конечно.
– Где выступал?
– В разных местах, – попробовал уклониться Алешка, вприпрыжку поспешая рядом с режиссером, который был весь в искусстве. Даже остановиться не мог. – В детском саду, в школе. У нас в школе есть свой театр. Бонифаций руководит.
– Лев?
– Учитель. Игорь Зиновьевич.
– Знаю! Талантлив. Мыслит нестандартно. Мог бы стать большим режиссером, а стал маленьким учителем.
– Хороший маленький учитель, – обиделся Алешка, – это тоже неплохо.
– Ну-ну, – снисходительно извинился большой режиссер. – Я не в этом смысле, не обижайся. – Они делали уже второй круг по фойе, как два коня в одной упряжке – большой и маленький. – А что означает Бонифаций, знаешь?
– Кликуха такая, – кивнул Алешка.
– Сам ты кликуха. Бонифаций с латыни переводится как «Делающий добро».
– Похоже на него, – подумав, согласился Алешка. – Но не всегда.
– С вами нельзя иначе. Яблоко будешь? Одно тебе, другое мне.
Хрустя яблоками, они помчались дальше.
– В каком амплуа выступал?
Алешка не знал, что такое амплуа, и поэтому ответил осторожно:
– В разном.
Режиссер понял его затруднение и подсказал:
– В каких ролях? Кого играл?
– В детском саду, – стал вспоминать Алешка, – Снеговика играл, но это без слов, только таял, а еще Козленка номер три.
– Это как – номер три? – немного притормозил режиссер.
– Три козленка было. Первый, второй и третий. – И как-то туманно пояснил: – Волк и семеро козлят.
– Не понял, – отмахнулся режиссер и запустил огрызок в урну. – Роль удалась?
– Бесспорно.
– А как ты ее воплотил? Мекал? Травку жевал?
– Бодался!
– Гениально! Дальше.
Тут Алешку осенило. Ему ведь очень было нужно проникнуть в коллектив театра. И он хвастливо заявил:
– В школе обычно великанов всяких играл.
– Чего? – режиссер затормозил так, что его подошвы завизжали, как шины на асфальте. Он взглянул на Алешку сверху вниз: – Не соответствуешь. Рост у тебя неубедительный.
– Еще чего! – возмутился Алешка. – Если по-вашему, то плохой артист должен играть плохих людей, а хороший – хороших? Да? Разве маленький человек не может сыграть большого?
Режиссер призадумался, потом согласился:
– Оригинально мыслишь. Но вот большому человеку сыграть маленького сложно. Согласен? Тогда приходи завтра к трем, будем читать пьесу. И тебе роль дадим. Пьеса – закачаешься!
– «Великан и Роза», я знаю.
– А кто Великан, знаешь? – Режиссер аж расплылся весь. – Оригинальная трактовка: Великан – это директор фирмы. А Роза…
– Знаю! Роза его секретарша.
– Вот и нет! – счастливо расхохотался режиссер. – Роза – его любимая кошечка. Она потерялась, представляешь? Великан в отчаяньи! Он переодевается в…
– В карлика?
– Как ты догадался? Молодец! Он переодевается и отправляется на поиски Розы. Здорово? Талантливо, да? Нестандартно. Приходи завтра к трем.
– Я и брата могу привести. Он тоже артист.
– Приводи. – И режиссер, размахивая салфеткой как флагом, скрылся за дверью с надписью «Буфет».
Алешка посидел немного, чтобы перестала кружиться голова, и отправился кататься на Алмазе.
– Ну, и зачем тебе это надо? – спросил я. – Слава актера нужна?
– Как зачем? Этот Волк работал в «Ключике». Там его наверняка помнят. И я обязательно про него что-нибудь узнаю. Так просто ведь мне никто ничего не скажет. А я там покручусь в коллективе – кто-нибудь обязательно проговорится.
– Тебе-то что? – рассердился я. – Катался бы на лошади!
– Дим! – Алешка широко распахнул глаза. – Неужели ты не понял, что тут скрывается тайна.
Ну да, раз скрывается тайна, надо ее раскрыть.
– Без тебя раскроют, – буркнул я.