В последние недели жизни Асмодей почти перестал общаться с людьми, за исключением Люка (тот знал, какой конец напророчила его другу Леопольдина). Было ли это намеренно, или просто эфир сжег ему глотку и гортань? Так или иначе, Асмодей обходился почти без слов, а если что-то произносил, то не своим голосом — очень тонким фальцетом, свидетельствующим о разрушении голосовых связок. Когда Люк не уходил в море вместе с Каликсто, он нес вахту рядом с постаревшим Асмодеем, присматривая за ним, насколько тот позволял. Вскоре я выяснила, что Люк предпочитал спать на борту шхуны, даже когда она находилась в порту, только потому, что место стоянки находилось в самом конце Грини-стрит, рядом с «Козлиным троном», куда мальчик частенько наведывался, будто бы ради собственного удовольствия. Он садился на табурет рядом с тем, к кому чувствовал неизменное душевное расположение, чего я, честно признаюсь, никогда не могла понять или разделить. Однажды летней ночью, уже в конце августа, Люк зашел к Асмодею в его «Трон», чтобы сообщить другу радостную, как он считал, весть: благодаря тому, что гадания Леопольдины увенчались успехом и нашего Каликсто объявили «начальником аварийных работ» брига «Ла Мария», Люк собственноручно вынес из его капитанской каюты сундучок с французской порнографией. Однако Асмодея в таверне не было. Не оказалось его и ни в одном из наших домов — ни на Фронт-стрит, ни на Кэролайн-стрит. Время было глухое, часа два или, может быть, три ночи. Воздух был особенно неподвижным, тяжелым от испарений болот, вонючим от запаха водорослей, гниющих на берегу, и душным от крепкого и насыщенного аромата ночных цветов — кактусов семейства цереус, чей запах кажется таким насыщенным и терпким, что перехватывает дыхание. Хорошо еще, что цветут они недолго и лишь раз в году. Яркая полная луна заливала светом пустынные улицы, и благодаря этому Люк заметил своего друга еще издали. Тот стоял на берегу, лицом к морю. Асмодей был почти трезв, но это не мешало ему беседовать с луной: он бормотал что-то невнятное, обращаясь сразу и к большому желтому шару, висящему над головой, и к его отражению в воде, образующему светящуюся дорожку, словно ведущую в страну вечного лета.
Удалось ли им с Люком той ночью поговорить по душам, не могу сказать. Но Люк не удивился, когда через несколько месяцев, в октябре, во время внезапно налетевшего урагана, от которого мы укрывались в теплом доме, Асмодей вышел в море на украденном баркасе — чтобы никогда не вернуться.
Думаю, Асмодей в ту ночь попрощался и с Себастьяной, и со своим лордом Байроном. Что касается остальных, нам пришлось проститься с ним заочно, кто как умел. Люк нанял артель плотников, чтобы те разобрали «Козлиный трон» по бревнышку, и устроил из этих дров огромный костер. Это было уже в ноябре. Мы все собрались вокруг и смотрели в огонь, а когда угли догорели, я подняла взгляд к ночному небу и поклялась Себастьяне, что сделала все возможное.
Не могу сказать, что я любила Асмодея. Да, он мне не нравился; тем не менее я ощутила горечь утраты. Уходя, он забрал с собой какую-то часть Себастьяны. И после его исчезновения, после его смерти, мне стало совсем одиноко — такого страшного одиночества я не чувствовала уже много лет. Во всяком случае, с той поры, как мы с Каликсто покинули берега Кубы, чтобы обрести нечто вроде семьи. Конечно, виной тому гибель Асмодея, но не только.
Alors, мне хотелось бы волчком раскрутить время, чтобы оно кружилось вокруг своей оси, ускоряя течение моей повести и увлекая ее к концу, то есть к моей смерти. Стремление поведать о том, как она меня настигла, и заставило вашу покорную слугу войти в это тело — не помню уже, сколько часов назад. Но все-таки нужно написать еще несколько слов о моем одиночестве и вкратце рассказать об истинной его причине. О том позоре, который я познала в злосчастном 1844 году.
Во время октябрьского урагана мы потеряли не только Асмодея, но и дом, в котором мы жили с тех пор, как осели на острове Ки-Уэст. Здание все пропиталось водой, вплоть до деревянной обшивки внутренних стен, из-за чего пол выгнулся дугой, а бревна стали гнить, как мясо, оставленное на солнцепеке. К декабрю мы уже могли бы переехать в дом на Кэролайн-стрит, в наше новое Логово, но он был не совсем готов. К началу урагана каркас дома уже стоял, но не был завершен, так что, к счастью, во время бури ветер дул сквозь него. Теперь же мы взялись за дело всерьез и достроили его предельно быстро, причем сверху вниз. Когда каркас здания был готов, мы в первую очередь пристроили башенку и отделали ее изнутри, равно как и мансарду под самой крышей. Нам с Леопольдиной планировка верхней части дома очень нравилась, и мы вожделенно предвкушали, чем станем там заниматься, что и где будет стоять. Приятные хлопоты так увлекли нас, что завершение первых двух этажей мы отдали на откуп Каликсто и Люку, а те поручили дело артели строителей, которым хорошо заплатили, с тем чтобы дом был поскорее закончен. При этом нужно было соблюсти два условия.
Во-первых, все-таки были предусмотрены некоторые излишества. К стыду своему, я поддержала общие пожелания по части архитектуры, а они красноречиво свидетельствовали о том, что мы приобрели замашки нуворишей: там был вестибюль с мраморным полом, откуда можно пройти в обе гостиные; напротив них, по другую сторону от фойе, размещалась столовая с кухней и кладовой позади нее; кроме того, имелись кабинет, бильярдная (для Каликсто и Люка) и библиотека (предполагалось, что для меня). На втором этаже планировалось разместить четыре спальни.
Во-вторых, хотя вышеупомянутым артельщикам и велели не жалеть денег, их предупредили (это сделали Люк и Лео), что придется отчитаться по всем расходам. Поэтому к местным мастеровым присоединились стекольщики из Нового Орлеана, каменщики из северных штатов, приплывшие на тех же судах, в трюмах которых к нам плыли заказанные в штате Мэн мебельные гарнитуры, произведенные в Портленде в мастерской Вальтера Корея. Я надеялась — как оказалось, напрасно, — что, если заказать все подальше от здешних мест, удастся сдержать зависть местных жителей. Каликсто нанял художника, чтобы он украсил фресками стены, потому что Леопольдина решила не оклеивать их бумажными обоями. Таким образом, вскоре мы уже могли обедать в столовой, затейливо украшенной всяческими trompe-l'oeil. [232] Сюжетами настенных росписей в ней стали мифы о близнецах Артемиде и Аполлоне (чьи лица имели явное сходство с Лео и Люком), а также о Посейдоне (Каликсто) и Диане (она была написана с меня, хотя позировать я согласилась неохотно, отвергнув лукавое предложение близнецов стать натурой для изображений Гермеса, или Афродиты, или их обоих). Все это было, право, de trop. [233]
В конце концов мы все-таки нашли надежные и безопасные способы предсказания кораблекрушений. Оставалось лишь отшлифовать их, чем мы и занялись в мансарде нового Логова, пока на нижних этажах с рассвета до темноты стучали молотки — рабочие трудились над украшением нашего особняка под стать нашим доходам. Точнее, тем доходам, которые мы надеялись вскоре заполучить.
После урагана, когда наш прежний дом уже был не пригоден для проживания в нем, а новый спешно достраивался, я временно поселилась в башенке. Остальные разместились… В общем, кто где (не стану уточнять).