Я так увлеклась, рассматривая новую сестру, что не заметила, как кто-то из троицы указал на мою башню. Грания Берн остановилась, затенила ладонью свои зеленоватые с изумрудным оттенком глаза и пристально посмотрела в мою сторону. Увидев меня на башне, она помахала рукой. Да, помахала. Мое сердце забилось, я опустила подзорную трубу, откинулась на спинку дивана, где обычно читала, и улыбнулась такой счастливой улыбкой, что… Что даже мертвецы со стеклянных портретов на моих окнах не удержались и тоже заулыбались.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Ибо, коль сырость и жар меж собою смешаются в меру,

Плод зачинают, и все от этих двоих происходит.

Если ж в боренье огонь и вода — жар влажный, возникнув,

Все создает: для плодов несогласье согласное — в пользу!

Овидий. Метаморфозы, Книга I

(Перевод С. Шервинского)

Я больше никогда не видела Гранию Берн в черном. С тех пор она всегда одевалась в белое, предпочитая льняные ткани и кружева из-за жары, к которой мы все успели привыкнуть, однако неизменно выбирала фасоны с высоким воротом. Такие платья в здешних краях найти нелегко, и она нашла портного, пошившего для нее немало нарядов в ее любимом почти монашеском стиле: они закрывали не только грудь, но и шею.

— В определенном возрасте, — сказала она как-то раз в редком для нее приступе суетности, словно пыталась вступить со мной в негласный сговор; нам обеим было тогда около сорока, — мы, ведьмы, не должны выставлять шею напоказ!

Впрочем, ее шея не имела никаких изъянов: длинная и стройная, с удивительным жемчужным отливом, как и вся ее кожа. Когда наша «Геката» удачно сняла со скалы Пиклз-Риф судно «Клерфонтен», в результате чего нам досталась прекрасная двойная нитка жемчуга, я сразу подумала: такое ожерелье подойдет именно Грании, и постаралась ее заинтересовать. Мне очень хотелось, чтобы она надела этот жемчуг. Я даже проявила не свойственную мне жестокость и отказалась вернуть ожерелье маркизу, его прежнему владельцу (он написал мне, что его супруга «пребывает в слезах» после утраты своего сокровища), сославшись на действующие законы о помощи при кораблекрушениях. «Нет, — ответила я ему, — нет, нет и нет!» А когда моя троица позволила мне не обращать добычу в наличность, как у нас было заведено — мы теперь посылали вырученные деньги на север, в Ирландию, — я преподнесла жемчуг Грании в качестве подарка по случаю ее вступления в мир теней, в нашу семью и в Логово ведьм. Не так-то просто оказалось уговорить ее принять дар — пришлось «свистать всех наверх». Мы убедили ее, но Грания все равно предпочла носить ожерелье поверх платьев с высоким воротом, и жемчужины никогда не касались ее кожи, ее чудесной кожи, которая выдерживала сравнение с цветом этих бусин и превосходила его.

Грания расхаживала по городу в белых платьях, собрав рыжие волосы в очень высокую прическу, и немудрено, что вскоре она получила прозвище Огненная. Это имя в особенности полюбилось спасателям, хотя никто из них не отваживался при ней произносить его вслух, хотя она знала о нем и находила забавным, если не оригинальным. В глазах Грании горел истинный огонь, и она не опускала взгляда ни перед одним из мужчин.

Вскоре ее уже хорошо знали в районе причалов и считали нашей родственницей, хотя никто не знал, кто она нам — сестра, тетушка, кузина? Из-за принадлежности к нашей семье Гранию уважали гораздо больше, чем обычных приезжих, и относились к ней гораздо лучше, чем обычно относятся к ирландцам. Это уважение возросло, когда она стала работать вместе с нами на причалах и на складе.

Ах, боже мой, на том самом складе!

В последнее время товаров у нас накопилось больше, чем было места на складе, и больше, чем мы могли продать. От скоропортящихся грузов мы избавлялись как можно быстрее, но все остальное… нужно было сначала оформлять бумаги, а потом устраивать аукционы! Я давно бросила бы эту волокиту, если б не дело, на которое шли наши доходы. Запасы постоянно увеличивались, и как мы ни старались обратить товар в наличность, склад был вечно заполнен ящиками и бочками со всякой всячиной; тут находилось больше всевозможного добра, чем Леопольдина могла пустить в дело в Логове ведьм. Все эти товары, заметьте, не относились к разряду обычных, поскольку люди, как правило, не перевозят что-либо заурядное из Каталонии в Калифорнию или из Марселя к устью Миссисипи. Поэтому здесь можно было найти и гигантские зеркала, подходящие по размеру к таким же роскошным кроватям, и всевозможные диковинные вазы, чаши и урны из фарфора или фаянса с богатой позолотой — правда, нередко со сколами. Короче говоря, этими предметами роскоши можно было бы завалить до самых зубцов какой-нибудь из замков «этой чертовой суки, королевы Виктории», как ее называла Грания. Эти оскорбительные слова и подсказали мне, как решить единственную проблему, возникшую после появления Грании в Логове ведьм: что делать с Кухулином, этой рыжевато-коричневой шавкой, не отходившей от хозяйки.

Поверьте, я относилась к этому псу так же, как к любому другому. Мне просто не хотелось, чтобы он жил в Логове ведьм. Он проявлял ко мне слишком много любопытства — впрочем, как все остальные собаки и другие животные, причем давно. Кроме того, Кухулин был вспыльчив и при случае любил показать зубы. Правда, лишь до того момента, когда я, по совету Каликсто, приспустила очки и показала ему глаз. Пес зафыркал, заскулил и стушевался, чем все мои домашние остались довольны. Все, кроме меня. Я давно избегала животных, поскольку стать царицей звериного царства не входило в мои планы — нет, merci bien! — а все мои немногочисленные домашние питомцы либо умерли, либо сбежали. Поэтому Кухулина поселили на складе, где он жил в царской роскоши — его будку по указаниям Грании соорудил наш плотник, а благодаря заботам Саймона собака питалась лучше, чем большинство жителей нашего острова.

Грания, которая любила позабавиться, однажды воспользовалась случаем: она шепнула что-то на ухо своему псу, спустила его с поводка, и Кухулин побежал вдоль по пристани, а потом набросился на одного из матросов из команды капитана Робертса. Этот малый пару недель назад обошелся с Гранией непочтительно — кажется, свистнул ей вслед. Так вот, Кухулин вырвал из его задницы кусок мяса размером с увесистый стейк. Это немедленно стало известно в нашем городке — как Грания и рассчитывала, — и мы в мгновение ока прослыли хозяевами грозного сторожевого пса. В итоге все остались довольны, за исключением обладателя покусанной задницы — но что поделать, c'est la vie. [254]

Позже я поняла: все это было частью плана, задуманного моей троицей. Они хотели сделать Гранию чем-то вроде моей публичной представительницы. Что верно, то верно: кое-какие дела, связанные с нашим промыслом, я не могла или не хотела делать, особенно после того, что мне довелось вытерпеть во время судебного процесса. Их-то и делала за меня Грания, причем очень хорошо, когда не занималась ведовским Ремеслом. А для ее дара больше подходили наблюдения на башне, чем колдовство.