Не стану рассказывать о тех событиях и о моем участии в них. Воспоминания об этом до сих пор вызывают стыд, но мысль поделиться ими с Леопольдиной или Люком — в назидание или чтобы преподать им урок — никогда не приходила мне в голову. Вместо этого я предпочла послать Каликсто в Сент-Огастин, дав ему ключи от моего жилища и подробные наставления. Он побывал там и привез кое-какие деньги, оставленные мной в доме с закрытыми ставнями на улице Сент-Джордж. Их я добавила к тем, что остались от Себастьяны. Кроме того, юноша привез мою вторую «Книгу теней». Ее-то я и дала прочитать близнецам, поскольку мне все-таки хотелось, чтобы они узнали правдивую историю моей жизни. К ней отсылаю я и тебя, моя неведомая сестра, читающая эти строки: займись ясновидением и отыщи мою книгу сама у кого-нибудь из сестер, если пожелаешь. С нее сделали множество копий, и она широко известна в мире теней.
После резни, о которой только что говорилось, я ушла в себя. Жила в одиночестве — разве только не засунула, подобно страусу, голову в бескрайние пески Флориды, — пока наконец не откликнулась на зов Себастьяны и не отправилась на Кубу. Там, в Гаване, Семинольская война казалась такой далекой. Такой же виделась она и на Индиан-Ки, где мы жили так счастливо, что не хотели ничего знать.
Между тем во Флориде происходили следующие события.
Неделю спустя после того, как были убиты сто солдат майора Дейда, отряд семинолов уничтожил семью Уильяма Кули, жившего южней, у реки Нью-ривер. Это привело к тому, что примерно две сотни напуганных поселенцев бежали оттуда на Ки-Уэст и направили правительству просьбу прислать им на выручку военную флотилию. Корабли прибыли, вскоре их можно было разглядеть из окон в куполе нашего дома на Индиан-Ки, однако ваша покорная слуга, хоть и видела их собственными глазами, предпочитала думать, что их прибытие не имеет ни малейшего отношения ни ко мне, ни к моим близким. В июле 1836 года семинолы тайно вышли из своих военных лагерей в окрестностях Зеркального озера и напали на маяк у мыса Кейп-Флорида, убив смотрителя и его помощника.
В октябре того же года — тогда я еще жила в Сент-Огастине — группа из семидесяти дикарей пересекла Флоридский залив, разрушила маяк на скале Кэрисфорт и напала на шхуну, стоявшую на якоре близ острова Тавернье-Ки. В июне 1837 года капитан и команда судна, исполнявшего роль маяка близ рифа Кэрисфорт, были убиты при высадке на остров Ки-Ларго, где они намеревались взять пресной воды и заготовить дрова.
И так далее, и тому подобное.
Конечно, на протяжении всех этих лет бывали периоды затишья, когда семинолы, отказавшиеся переселяться на Запад, возвращались в свои болота, уступая землю поселенцам, а прибрежные воды — тем, кто их охранял: морской эскадре, состоящей из шхун, канонерок и примерно шестидесяти мелких судов небольшой осадки, подходящих для плавания в здешних краях. Там были плоскодонки, каноэ и другие лодки вроде этого. Во время одного из таких затиший была достигнута договоренность о заключении более или менее официального перемирия; увы, уже в мае 1839 года оно было нарушено, и отряд семинолов напал на торговый пост, а по совместительству армейский склад, стоящий на берегу Калусахатчи. [221] После набега насчитали восемнадцать убитых солдат — их тела красноречиво свидетельствовали о том, что война снова началась. В 1840–1841 годах напряженность усилилась. Носились и множились зловещие слухи, даже до нас докатились пересуды насчет того, что отряд испанских индейцев — их подстрекали к войне испанцы с острова Куба, не желавшие смириться с потерей Флориды и снабжавшие индейцев необходимыми припасами для войны против янки, — устроил лагерь близ мыса Кейп-Сейбл под водительством вождя по имени Чакаика. Оттуда было рукой подать до поселений на Ки-Уэсте, Ки-Вака и, разумеется, на Индиан-Ки.
Но на какой из островов они нападут, если решатся на это?
На Ки-Уэст, расположенный далеко на юге и хорошо защищенный, благодаря богатству и влиянию его граждан? Вряд ли.
На Ки-Вака, немногочисленные обитатели которого с трудом поддерживали свое существование на этом клочке земли со скудной растительностью? Возможно, но лишь в том случае, если индейцы намерены просто устроить бойню, не рассчитывая на добычу.
А как насчет Индиан-Ки, нашего острова? По громоподобному и многоцветному фейерверку, завершившему наше прощание с Себастьяной, индейцы могли решить, что военно-морской флот или сам Хаусман устроили здесь секретный склад амуниции и боеприпасов. Захват такого склада переломил бы ход военных действий, подтолкнув в благоприятную для индейцев сторону. Правда, чтобы воспользоваться этим оружейным складом, его сначала нужно найти, то есть отправиться на разведку и высадиться на островок, к которому мы неосторожно привлекли их внимание, оттуда перебраться на Индиан-Ки, внезапно появиться на нем и устроить большую резню. И все из-за нас.
Разжигая ночью погребальный костер, мы знали, что рискуем привлечь к себе внимание, а потому приняли меры предосторожности. Леопольдина и Каликсто несколько дней шили для нас траурные плащи: черные как ночь, почти бесформенные, из черной и темно-серой саржи, заказанной у драпировщика из Чарльстона некоторое время назад, когда Себастьяна слегла и целую неделю не вставала с постели. Они полностью скрывали фигуру, даже если руки были подняты или вытянуты. Мы надели эти маскирующие одеяния, взялись за руки и, встав лицом к морю, расправили плащи так, что стали похожи на летучих мышей. Мы хотели укрыть погребальный костер от взоров тех, кто мог видеть нас со стороны моря, ибо на просторах океана всегда кто-нибудь высматривает огни маяков или костры на берегу. С другой стороны наше огненное действо прикрывали мангровые заросли и невысокая дюна. У ее подножия мы сложили дрова, чтобы запалить их и провести ритуал прощания с Себастьяной. Конечно, огня не бывает без дыма, но мы надеялись, что дым быстро поднимется вверх и, развеянный морским ветром, превратится в одно из тех низко плывущих облаков, что напоминают взъерошенные клочья ваты и никогда не закрывают луну полностью.
Повторяю, таков был план. Но наделе вместо погребального костра у нас получился целый фейерверк, потому что и бочонок, и его драгоценное содержимое взлетели в воздух, сияя красными — от колдовской крови — и синими огнями — так, должно быть, светилась душа нашей сестры. У нас не оставалось другого выхода, как отбежать от костра как можно дальше, к самой воде, чтобы спастись от разбушевавшегося пламени. Волны подкатывались к нашим ногам, но даже там жар был таким сильным, что припекал через наши накидки, которые быстро стали сухими и горячими, готовыми воспламениться. Нам пришлось еще глубже войти в пену прибоя. Когда наши плащи пропитались морской водой, от них пошел густой пар. Слезы у нас на щеках высыхали прежде, чем успевали пролиться. Конечно, такой костер нельзя скрыть. Не стоило и пытаться.
Что же делать? Кого привлечет этот огонь? В то время опасения мои не простирались далее Хаусмана и его людей, поэтому я пыталась придумать подходящее объяснение. Посудите сами, что я могла бы ответить, если б они явились сюда и спросили, зачем мы надели черные плащи и что собираемся сжечь в полнолуние на необитаемом острове, до которого от нашего дома можно добраться за час на весельной лодке? Теперь мне трудно вспомнить, что именно я тогда выдумывала, потому что пламя и жар оказали на меня воздействие поистине ужасное: я вдруг ощутила на языке вкус эликсира Бру, и это длилось очень долго. Я слабела, едва не падая в обморок, чувства мои смешались, огонь и влек меня к себе, и отталкивал. Позднее Леопольдина рассказала, что ей пришлось остановить меня, когда я собралась выйти из воды и устремиться в ревущее пламя. Helas, подробности уже не важны, да и тогда значение их было ничтожно; куда существенней оказались слова, сказанные Люком. Они заставили меня похолодеть и вывели из состояния завороженности огнем, сильно напоминавшего транс.