И все! Подумаешь, здание милиции взорвать! Пустяки в нынешней криминальной обстановке. Тем более – под знаменем торжества справедливости и борьбы с преступностью.
Успокаивало меня только то, что взрывчатки у нас все равно не было.
Но зато были идеи. У младшего брата.
– Дим, у тебя деньги есть?
– Рублей двадцать.
– Пошли на рынок.
– Зачем? Мама уже ходила.
– Но она ж тротил не купила.
Я рассмеялся, вспомнив ржавую курицу. И согласился сходить на рынок, потому что понимал – на двадцать рублей тротила нам для дырки в стене никак не хватит. А с Лешкой лучше не спорить – он все равно победит…
На рынке, который назывался здесь базар, было все. Всякие фрукты и овощи, семечки всех видов, козлы и бараны, велосипеды и детские коляски. Кинжалы и сабли. Ковры и халаты. Даже один верблюд продавался. Не было только взрывчатки.
Когда мы уже устали от всякого ассортимента, от оглушающего шума и толкотни, Алешка тронул за рукав симпатичного дядьку, который торговал арбузами:
– Дядь, у вас тротил есть?
Дядька нисколько не удивился. Только спросил:
– Зачем тротил? Бери лучше арбуз. Самый спелый. Самый красный.
– Арбуз у нас есть, – сказал Алешка. – Тротил нужен.
– Школу хочешь взорвать? – догадался дядька.
– Директора школы, – уточнил Алешка.
– Хорошее дело! – обрадовался дядька. – Подожди. – И он заорал на весь базар куда-то вдаль: – Сандро! Дорогой! У тебя тротил есть?
И откуда-то издалека донеслось:
– Кончился, дорогой! Завтра приходи! Самый свежий привезу! Как для родного брата!
Дядька развел руками, огорченный:
– Бери арбуз.
– Есть у нас арбуз, – буркнул Алешка.
В гостиницу мы вернулись без взрывчатки…
– Значит, устроим побег, – сказал Алешка.
– Все-таки, Леха, эта идея не очень надежная.
– А у тебя другая есть? – сердито спросил он. – Вот и помалкивай. И делай, как я сказал. Тогда все будет "цоб-цобе".
Раскомандовался юноша.
– Я вот возьму, – пригрозил я с возмущением, – и все бате расскажу.
– Не расскажешь, – улыбнулся Алешка. – У нас в семье предателей не бывает.
И все сразу стало на свои места. Только совесть немного мучила. Но я ее успокоил тем, что справедливость тоже требует жертв. Хотя бы временных. Мы сидели в садике перед гостиницей. У нас над головами заманчиво висели на ветках всякие фрукты. И мы, конечно, ели их немытыми. И в немереном количестве. Алешка даже икать стал.
Незаметно приблизился вечер. Стало прохладно. Замелькали в густеющем небе ночные птицы и летучие мыши.
– Еще одно яблоко, – икнул Алешка, – и пора. Шмотки мои не забыл?
В ответ я пнул ногой лежащий на земле пакет с Алешкиными лохмотьями.
– Пошли, – сказал он и запустил огрызок за ближайший забор. Там кто-то испуганно вскрикнул, но нас уже здесь не было.
Мы были уже возле арбы.
Усатый страж дремал на крыльце с еще большим удовольствием. Потому что – в приятной вечерней прохладе.
Мы тихонько прошли мимо него и затаились между арбой и забором, за которым порыкивала невидимая, но, судя по голосу, громадная собака. Сердце мое немного подрагивало. И мурашки по спине пробегали целыми стаями. А Лешке – хоть бы что. Будто всю жизнь только и делает, что устраивает побеги преступникам из мест заключения…
Вскоре из милиции стали выходить сотрудники и расходиться по домам. При этом они вежливо обходили дремавшего на крыльце усача.
В здании остались только дежурные.
– Я пошел, – шепнул Алешка. Вышел из-за арбы и изо всех сил поддал ногой пустую жестянку из-под пива. Дребезжа и подпрыгивая, она подкатилась прямо к сонному милиционеру.
Он открыл глаза, посмотрел на банку, потом – на Алешку и погрозил ему пальцем:
– Малчик Сеня. Туда-сюда ходи. Банка не гоняй тута.
– Я не Сеня, – с вызовом сказал Алешка и дерзко наподдал вторую банку. – Я наоборот – Женя.
Милиционер встал, грозно расправил усы. Сложил на груди руки.
– Туда-сюда совсем уходи. Очень шумишь много.
– Туда-сюда спать не даю, да? – был нахальный ответ.
Усач запыхтел, но тут его позвали в дом, он опять на всякий случай погрозил Алешке пальцем и исчез за дверью. А когда вернулся, на крыльце сидел "хороший малчик" Сеня. С пакетом в руках.
– Я сейчас тут все баночки соберу, да, дяденька? – ласково пропел он. – Что ж у вас тут такое форменное безобразие, как у пивной? Здесь ведь милиция, да? Здесь ведь порядок должен быть, да? – приговаривая всю эту чушь, Алешка бродил перед домом и собирал в пакет пивные банки.
– Хороший малчик, – похвалил его усатый страж. – Совсем не похож на брата Женю.
"Хороший малчик" с грохотом вывалил банки из пакета в урну, которая стояла у крыльца.
В открытое окно высунулось сердитое лицо. С майорскими погонами на плечах. То есть плечи были, конечно, отдельно.
– Сержант, что вы тут вытворяете? – крикнуло это лицо усатому стражу, потому что виновника шума, присевшего под окном, не было видно.
Пока усач соображал, что ответить, Алешка шмыгнул за угол, юркнул за арбу, и вместо хорошего Сени появился озорной Женя. Он тут же подпрыгнул и, схватив с подоконника милицейскую фуражку, нахлобучил себе на голову.
– Здорово, да? – спросил он. – На майора похож?
– Сержант, – сухо распорядилось майорское лицо в окне. – Верните фуражку и уберите мальчика.
– Какого уберите? – уточнил сержант. – Два малчик тут прыгает. Обезьян такой.
– И обезьян уберите. – Майор, забрав фуражку, захлопнул окно.
Надо сказать, он поставил сержанту непростую задачу. Убрать Алешку – что солнечный зайчик на воде поймать.
Даже я, сидя за арбой, во всей этой суматохе запутался. Мне и в самом деле стало казаться, будто этих нахальных пацанов – двое. Да еще и Алешка в придачу. И кто из них – Сеня, кто – Женя, а кто – мой младший брат, попробуй разберись. Что уж говорить о бедном усаче?
Наконец он кое-как справился с заданием (Алешка со своими «близнецами» исчез где-то в конце улицы) и, вытерев потный лоб, снова уселся на крыльце, тяжело вздыхая и что-то недовольно бормоча…
Близился решающий момент. Послышался шум машины, и из-за угла выехал милицейский «уазик». Он остановился напротив входа в здание милиции; водитель заглушил двигатель и, кивнув усатому сержанту, вошел внутрь.
Через некоторое время распахнулось окно, и майор сказал сержанту: