– Такой дождик и в Лукоморье найдешь. Когда под него попадешь!
Даже в рифму заговорила!
– Нет. Ты не понимаешь! Все дело в стихии! Вода! Она так долго мне не подчинялась! Это произошло только сейчас! Это чудо! Понимаешь?! – Он восторженно посмотрел на меня глазами, вновь начинающими блестеть предательской ртутью. – И оно как-то связано с тобой! Когда ты рядом, у меня удесятеряются силы…
Вот черт! Что же Пепельный с ним такого сделал, что он радуется даже простой воде? Или все дело в его магических примочках? Что значит «не подчинялась» и при чем тут я?
– Ник, я замерзла! – Я выскользнула из душа. Еще не хватало сопли заработать! – Я пойду. И… где бы мне взять чистую одежду?
– Если хочешь, там дальше баня. – Он равнодушно махнул рукой, указывая направо. Я покосилась на белые шторы. Видимо, на данный момент мое счастье скрывается именно за той занавесью. – А вещи можно взять в шкафу у двери.
Хм… как говорится, слонов-то я и не заметила.
Сделав несколько шагов к вожделенной бане, я остановилась и помялась, не зная что сказать.
– А может, и ты со мной? – наконец выпалила я.
Никита вновь оглянулся на меня.
– Чуть позже…
Я кивнула и скрылась за шторой. Хозяин – барин!
Сказать, что я сбежала от него, было бы неправильным. Я сбежала от неловкости, от смущения, от какого-то странного двоякого чувства обиды. Мы давно не виделись, я стою рядом с ним в чем мать родила, а он восхищается водой?! А может, Афон прав и Ник спятил? Еще бы не спятить после того, где он побывал!
Какое-то время я сидела одна. Наконец мне надоело, и вот когда я уже собралась выходить, ко мне заглянул Никита и поморщился.
– Пойдем отсюда! Я ненавижу жар!
– Ты не любишь баню?
Никита задумчиво покусал губы, а затем выдал:
– Нет. После Пекельного царства мне не нравится жар! Уж прости! Пойдем? У нас сегодня еще очень много дел.
– Поцелуешь – пойду! – Я решила сыграть ва-банк. Нет, ну что за брак без поцелуев? К тому же я все еще грешила, что Никита до сих пор не может забыть то, что именно я отправила его к Пепельному, вот и дуется. Ну а если поцелует, значит, простил.
Никита еще раз огляделся, словно не зная, войти ему или сбежать, и наконец выпалил:
– Я тебя поцелую. Потом! Если захочешь…
С каждым словом его голос менялся, выдавая то хрип, то вкрадчивый шепот. Я зажала рот руками, чтобы не закричать, глядя, как на его теле появляются крошечные огненные точки, вмиг превращаются в большие уродливые язвы и вновь бесследно исчезают.
– Ник?! Что с тобой?!
Он мне не ответил. Просто уставился на покрывшиеся язвами руки, будто не веря глазам, и, издав рык раненого тигра, исчез за дверью.
Та-а-ак! Спокойно! Это всего лишь последствия пребывания в проклятом мире! Огненные язвы пройдут, если он забудется в моей любви и ласке. Даже если он сошел с ума – это мой сумасшедший! И вместе мы справимся со всем!
Подождав какое-то время, я выглянула за дверь, отодвинула шторку и огляделась. Ника не было. Вода тоже выключена. Зато дверь в нашу спальню оказалась открыта.
Сбежал? Или это намек?
Подождем!
Возле душа я нашла мыло, мочалку и принялась мыться.
Нет, ну а с другой стороны, если у него вновь случится приступ и он начнет превращаться в Пепельного? Мое присутствие его только смутит. Ведь он не любит, когда я вижу его таким. К тому же была бы нужна помощь – позвал бы…
Успокаивая себя такими мыслями, я в какой раз смыла пушистые клочки пены, повернула рычаг, выключая воду, и отправилась на поиски шкафчика с одеждой. Как подсказал Никита, я увидела его рядом с приоткрытой дверью. Белый, как стены, он сливался с окружающей обстановкой, и только золоченые ручки выдавали его.
Распахнув дверцу, я повеселела. Новое исподнее и махровый халат – что еще нужно после такой замечательной бани?
Неспешно оделась в белую рубаху, рейтузы до колен, больше смахивающие на подштанники, и решительно вошла в спальню.
Никита уже тоже облачился в белоснежные одежды и, раскинув руки, лежал на кровати, глядя в стеклянный потолок.
Я подошла. Села рядом.
– Ник, прости меня. Я не хочу тебя терять еще раз… и, конечно, не потеряю, но… мне пока трудно! Очень трудно изучать тебя вновь. Ты стал другим, и это моя вина. Ты только немного помоги мне понять. Чуть-чуть! Ты должен доверять мне! Запомни! Я не боюсь твоего сходства с Пепельным, ведь под огненными язвами я все равно вижу твое настоящее лицо!
Он перевел на меня глаза, полные невысказанной боли, и робко улыбнулся.
– Я – завидую! Это единственное чувство, что было дано мне при рождении! И именно это я могу делать в совершенстве! В моей жизни не было любви. Не было сострадания! Не было счастья. Я был рожден изгоем! Мир, что мне подарили родители, оказался мрачным, темным. Там жили только тени и те, кого создала моя магия! Они были готовы ради меня на все, но они меня не любили! Они меня – боялись! А ты… – Он сел, судорожно сглотнул. – Ты другая. Я вижу в тебе свет, как вижу свет этого мира! Он слепит меня и манит как мотылька. Чтобы сжечь…
Господи! Да ему реально надо к лекарю! Что же Пепельный с ним делал? Весь мозг высосал, что ли? Эх, изнахратили мне мужика! А может, это поможет?
Я села рядом и накрыла его руку своей ладонью. Боже, какая она у него горячая!
Никита дернулся, точно от удара током, но руку не убрал. Только, не отрываясь, смотрел на меня. И я вновь увидела, как его глаза заметает серебристая метель, но не отступила. Придвинулась ближе и коснулась губами его губ.
Жар, точно я пыталась поцеловать пламя, опалил, заставив зажмуриться, но не причинил боли. Затем я почувствовала, как его огненные руки сжали меня сначала робко, затем так сильно, что стало нечем дышать, а после… жар исчез. Я открыла глаза, разглядывая пустую комнату.
Вот так всегда!
И куда он делся?
В комнату постучали, заставив меня поспешно вскочить с кровати. Дверь распахнулась и на пороге появилась туша Змея, одетого в женские тряпки, отчего он очень напоминал толстенную и высоченную девицу с хроническим ларингитом. У него даже фальцет выходил хриплый.
– Василек, ну как вы тут устроились? Где Ник? – Он оглядел мой фривольный наряд. – Уже и помыться успели? А может, чего еще?
И тут я почувствовала, как от его слов меня переполняет бешенство.
– Чего – еще?! Да к твоему разлюбезному Нику, после того, как он сбежал от Пепельного, даже прикоснуться нельзя! Я его поцеловать попробовала, а он, мать-перемать, исчез!
– Куда исчез? – Змей шагнул в комнату и плотно прикрыл за собой дверь. – Может, в баньку?