Но вход в это святилище был заказан для простых смертных, хотя знали о нем многие. Вот и Яриб, неся недобрую весть Главному жрецу, с любопытством зыркнул за порог.
– Не суй свой нос, куда не следует! – прошипел жрец, перехватив взгляд своего слуги.
Тот вздрогнул. Суровый жрец внушал страх, и все рассказы о нем обрастали чудовищными слухами.
– Прости, господин, я как раз об этом, – вывернулся доносчик, кивнув на темный проем, но не решаясь еще раз взглянуть туда.
Силлум остановился, сощурился, но решил ничего не спрашивать, а выслушать прежде.
Они вошли в небольшую комнату. Ложе жреца находилось у противоположной входу стены, в нише сбоку стоял ажурный светильник. Чадящий огонек еле тлел в нем, и на стенах от него блуждали рассеченные тени. Жрец сел на ложе, устланное серым шерстяным покрывалом с двуцветной вышивкой по кайме: красные и черные нити сплетались в сложный геометрический узор, подобно мозаичному рисунку.
– Говори, – разрешил хозяин, пристально глядя на слугу.
– Ропщут вожди двух племен, дочери которых служат тебе.
– Не мне, ему, – Силлум поднял палец кверху и одновременно кивнул на огонь.
– Они об этом забыли, господин. Стенания их дочерей лишили их разума, – Яриб перевел дух, – им вторят другие, но пока тихо, те боятся, но…
– Кто? Говори имена.
Яриб перечислил имена небогатых, но уважаемых старшин из почтенных семей. Жрец кивал в ответ, и каждый кивок словно припечатывал недовольных к земле. Яриб поежился. Не хотел бы он навлечь на себя гнев своего благодетеля!
– Что еще?
– Слухи, но…
– Тебе и надлежит рассказывать обо всех слухах! – Силлум встал. Тень от его фигуры заплясала на стене, как кобра, готовящаяся к прыжку.
– Поговаривают, что к празднику освящения города особо готовятся, поговаривают… поговаривают, что замышляют убить царя во дворце, во время церемонии, а тебя… и тебя тоже, – выдохнул Яриб.
Силлум выпрямился во весь свой рост. И хоть был он не так высок, как зодчий, но длинные руки и хищный загнутый нос приводили в трепет любого, кто смотрел на жреца снизу вверх.
– Во время церемонии, говоришь…
Яриб только кивнул в ответ.
– Что ж, – Силлум зло усмехнулся, – пусть приходят! Вот что, – он сжал плечи доносчика, и тому показалось, что его ухватил когтями орел и сейчас унесет – в гнездо ли, к богам ли… – Слушай хорошо, все узнай! Кто, сколько – все! Понял?
– Да, господин!
Яриб дрожал, и жрец чувствовал его дрожь под своими ладонями. Он отпустил слугу.
– Иди и помни: пока я твой господин, тебе нечего бояться!
Когда доносчик ушел, Силлум прилег на ложе. Но огонь кипел в его жилах. Возбуждение от священного пламени, трепет тела слуги в руках, намек на неутомимость его, Силлума, страсти, подняли жреца. Он заходил по комнате, но, не утолив мужского желания, не мог думать. И тогда он пошел в дальние покои, туда, где жила свежесть молодости, откуда в этот час слышался тихий и такой притягательный смех, так напоминающий детство, когда он, Силлум, мальчиком, спрятавшись в камышах, наблюдал за купанием девушек, громко сглатывая слюну, заполнявшую его жаждущий девичьих губ рот. Но девушки не любили долговязого нескладного подростка с бегающими глазами. Они смеялись над ним, не скрывая презрения, а он сжимал потные ладони в кулаки и давился слезами.
Только одна женщина дарила ему ласку! Нет, не его мать, а младшая сестра отца – Иссур. Иссур – жена Шарр-Ама, царица и его благодетельница! Только она разглядела в отвергнутом всеми подростке умного и надежного человека. Благодаря ей он стал жрецом. Иссур приблизила его к царю. И Силлум оправдал доверие своей покровительницы! Он служил рьяно, и преданнее его не было человека в свите царя. Достигнув высокого положения, Силлум использовал свою власть во благо царской семьи. Он дал себе клятву, что никогда и никому не позволит разрушить свое благополучие, которое зависит от того, кто будет сидеть на царском троне нового города.
Обо всем этом думал Силлум, стоя за дверьми покоев юных жриц и слушая девичий говор и приглушенный смех. Но он не позвал ни одной из девушек. Силлум вспомнил намек доносчика, его многозначительный кивок. Это испортило настроение и поколебало решимость. Силлум подавил свою похоть, спрятал страсть глубоко в сердце. Но она не угасла! Она затаилась, как хитрое пламя в глубинах угольков – еще горячих, еще дышащих жаром. Стоит только дунуть – и огонь в них воспламенится с прежней силой и перекинется на новую пищу, пожирая ее с неистовством голодного зверя. «Пища» жреца всегда была рядом. Оставив девушек до поры, он направился в покои царицы Иссур.
* * *
Силлум застал царицу за поздней трапезой. Куски жареного мяса в плоской керамической тарелке, варево из пшеницы, внутреннего жира и корней аира в глубоких, но небольших чашах, надломленные ячменные лепешки, свежие груши и сливы на бронзовых блюдах, сикера в серебряных кувшинах – царица любила вкусно поесть, особенно в вечернее время, не только наслаждаясь вкусом пищи, но и отдыхая от дневных забот.
Иссур полулежала на возвышении, пристроенном к стене трапезной. Еда стояла на небольшом деревянном столике перед ней. Две служанки сидели поодаль, не спуская глаз с госпожи. Стоило той только бровью повести, как одна из них уже подливала в чашу хмельного напитка, а другая подкладывала на блюдо кусок мяса или хлеба.
– Присядь, Силлум, – Иссур обрадовалась племяннику, – вижу, ты все еще возбужден после службы в храме и, конечно, не ел ничего. Отведай супа, пока он не остыл, съешь мяса. Сегодня оно замечательное – это мясо молодого джейрана! Попробуй!
Силлум присел рядом с царицей, чувствуя, как его отпускают тревоги, как успокаивается сердце. Голос Иссур – спокойный, мягкий, напоминающий говор медленно текущей реки – действовал на слугу Огня, как вода на жар. Иссур служила Эа – Богу всех вод, и была подобна воде. Ее взгляд лился из глубоких и светлых глаз – таких, как мокрый песок, или как вода Мургаба весной. Да и вся фигура Иссур была мягкой, податливой. Сейчас она растеклась по ложу, но стоило подняться, как ее тело менялось, оно словно заполняло ставшую трубой рубаху, и только маленькие ручки и ступни оставались всегда изящными и тоже светлыми.
В детстве Силлум клал голову на колени Иссур и замирал, вдыхая особый запах трав и благовоний, которыми женщина баловала себя.
«И где только берет все? – удивлялся жрец. – Ладно травы – их полно кругом, но сандал, ваниль, что-то еще – терпкое, но вкусное…»
Силлум наслаждался ароматами, но теперь издали, поддавшись вперед.
– Ты всегда так необычно пахнешь, – медленно, с любовью сказал он и посмотрел на царицу масляными глазами.
Она рассмеялась.
– Радует, что это заметно. По секрету тебе скажу: мои запасы благовоний заканчиваются. Даже не знаю, как быть…