Персаух прошел к своей хижине. Цураам, как верховная жрица, сама приготовила мужу чистую одежду, воду для омовения, амулеты. Сняв пояс и скинув с себя рубаху, Персаух остался в одной обвязке, прикрывающей его бедра. Девушка в чистой рубахе из светлой шерсти, с распущенными волосами, прихваченными на голове тонким золотым ободом, подняла кувшин с водой и полила вождю на руки. Он вымыл сначала руки, потом лицо и торс и лишь потом принял из рук молодой жрицы меховую юбку каунакес. Завязав ее ниже талии, Персаух надел поданное ожерелье и взял посох с золотым наконечником в виде головы быка.
Цураам к тому времени завершила приготовление хаомы и, наполнив чашу для питья, поднесла ее мужу. Люди тихонько запели. Раздался слабый звук бубна. Персаух осушил чашу с хаомой и замер, закрыв глаза. Горько-кислый напиток освежил рот и горло, и тут же горячая волна ударила в голову. Жрец качнулся и двумя руками оперся на посох. В глазах замелькали радужные круги. Они собирались в причудливые образы и мгновенно разлетались перед внутренним взглядом жреца на мириады искр. И вот, наконец, Персаух увидел глаза – огромные, сияющие и смотрящие прямо в душу.
– Боги с нами! Великие боги с нами! – воскликнул жрец, открыв глаза и воздев руки к небу.
Тут же от всех костров поднялись дети, в руках которых горели лучины. Персаух подошел к месту для ритуального костра и, поочередно принимая каждую лучину, зажег пламя. Оно накинулось на дрова, облизало их, словно проверяя на вкус. Пролезло вниз к самому центру кострища и, погаснув было, испустило столб дыма. Жрец, обходя костер вокруг, кинул один за другим пучки сухих трав, и огонь разгорелся, источая аромат, смешанный с дымом. Когда костер поднялся высоко над головой, Персаух пропел хвалебный гимн Ану и протянул руку в сторону, где уже разделывали бычка. Достав крупный кусок внутреннего жира, его дали Персауху. Он, как самую драгоценную часть жертвы, опустил ее в ритуальный огонь. Жир затрещал, оплавляясь, и Персаух, приняв это, как благоволение бога, воскликнул:
– Радуйтесь, люди! Ану принял наше подношение! Возблагодарим нашего покровителя, вознесем ему почести и пропоем славу!
Люди подхватили гимн, и громкая песня понеслась по пустыне, пугая ночных обитателей непривычными звуками.
Воздав должное Верховну Богу, жрец торжественно поднял горящую лучину из костра и понес ее к овальному очагу, выкопанному в земле. На постаменте в центре очага уже лежала разделанная туша быка, окруженная дровами. Персаух возжег костер, и вскоре жертвенное мясо зашипело соками.
* * *
Всю ночь веселились люди, празднуя обретение новой родины. А перед самой зарей с гимнами в честь бога Солнца Шамаш, владыки всех вод Эа и благостной Хаомы – направились к реке, чтобы совершить жертвоприношения Эа и Хаоме. Женщины пустили в Мургаб венки, а Цураам вылила в воду кувшин хаомы. Персаух опустил в реку язык и часть челюсти жертвенного быка, воздав почести Хаоме.
Сердце Цураам преисполнилось любви. Она подняла лицо к светлеющему небу и увидела яркую звезду. Символ богини Иштар [26] сиял, как драгоценный камень. Цураам воздела руки и пропела:
Ты, кто так близка мне, о, великая царица всех цариц,
Вышедшая из святого лона, величественнее матери, родившей тебя,
Всеведущая богиня, госпожа всей земли,
Надежда страждущих, я посвящаю тебе священные гимны!
Справедливая богиня! Снизойди ко мне, услышь это восхваление,
О, милосердная, самая праведная из всех праведных женщин, этот гимн для тебя! [27]
Старая жрица просила о потерянном сыне, о котором не забывала никогда. Все, что угодно, могла отдать Цураам за то, чтобы еще хоть раз увидеть своего мальчика, прикоснуться к нему, услышать его голос. Но глаз Иштар стал меркнуть, а вместе с ним и надежда на то, что богиня услышала молитву матери. Цураам качнулась. Кто-то мягко сжал ее плечи.
– Прости, Цураам, – прошептал Персаух.
Цураам тяжело вздохнула и неопределенно кивнула.
Подул ветер с востока. Он принес свежесть от реки. Когда ветер утих, на горизонте показалась макушка солнца.
– Шамаш снова вернулся к нам! – воскликнул Персаух. – Он справедлив и мудр, он дает свет и тепло. Он дает надежду!
Люди подхватили восхваление Всесильного бога Солнца и огня и запели:
Неба привратник, Шамаш прославленный!
Жизни хранитель, Бог сияния и ликования,
Блеск свой по всей земле расточающий,
Лучами своими весь мир покрывающий… [28]
А Цураам под дружный хор тихо прошептала:
– Мой мальчик Эрум вернется, ведь это будет правильно…
Персаух опустил руки. Бронзовые леопарды на его ожерелье засияли в лучах поднявшегося солнца.
Люди встретили новый день. Вместе с ним начиналась новая жизнь племени Белого Верблюда.
Девушки шумной стайкой прошли вниз по течению Мургаба, игриво поглядывая на парней из-под накидок от солнца. Среди них шла и Шартум. В ее руках поблескивал нож, а за спиной болтался пустой кожаный мешок. Девушка улыбалась охотнику, который особо выделялся среди полуобнаженных парней, месивших глину на берегу реки. Белая шапка из курчавого барашка, просторная рубаха, подпоясанная кожаным ремнем – все было на нем, как и в походе, даже лук со стрелами.
Шартум гордилась мужем и была счастлива с ним. Он любил ее страстно, каждую ночь ласкал так, что от неги она растекалась по ложу, как река, а ее стон походил на крик ночной птицы.
– Куда это они? – провожая взглядом любимую, спросил Парвиз у ее старшего брата, мастерившего деревянный каркас для кирпича.
Оторвавшись от работы, тот откинул волосы назад, обнажив покатый взмокший лоб, и глянул девушкам в след.
– За соломой пошли. Там, отец сказывал, трава уже посохла, ее сразу можно с глиной мешать, дело быстрее пойдет.
– Нельзя им далеко одним ходить. Чужие за рекой появились. Вчера видел. Трое всадников. Как бы беды не случилось.
Брат Шартум оставил дощечку, сделав на ней зарубку на уровне колена; подозвал сына и, наказав сработать еще такую же, подхватил рубаху, взял топорик, и они вместе с Парвизом пошли за девушками.
* * *
День выдался жаркий. От реки, что сияющей лентой текла в стороне от поселка, поднимался густой воздух, насыщенный водными парами. С севера прилетал жгучий ветер, принося песок, который скрипел на зубах, оседал на волосах и бородах. Люди прятались под накидками, чтобы защитить свою кожу от ожогов. Под навесами из циновок работали женщины, готовя еду или мастеря одежду. В тени прибрежных деревьев расположились гончары и каменщики; воины точили наконечники для стрел и копий. Но мастеровых было немного. Вождь распорядился строить хижины из глины, какие они видели по пути к Мургабу и в Аккаде, и в поселках Многогорья. Изо дня в день большинство людей племени трудились над изготовлением кирпичей из глины. Вон уже сколько сушилось их повсюду! А Персаух с несколькими смышлеными парнями разрабатывал план своего города, в котором будет не только святилище богам и дворец вождя, но и дом для каждой достойной семьи. Уже место под строительство расчистили. Но прежде всего Персаух приказал возвести вокруг будущего города стену, за которой можно укрыться самим и скот спрятать, если кто из кочевников посягнет на добро племени. За хорошими стенами и в хижинах пожить можно, зато в безопасности.