Сара резко высвободила свою руку и вскочила с кресла.
— Уже почти девять. Я должна идти.
Он тоже поднялся. Преградив ей путь.
— Хорошо, Сара. Не буду тебя торопить. Но я хочу, чтобы ты знала: всегда можешь рассчитывать на меня.
Он опять улыбался. Улыбка змия-искусителя?
Когда несколько минут спустя Сара ступила в маленькую приемную доктора Стэнли Фельдмана, у нее возникло ощущение, будто она вернулась в прошлое.
Взгляд ее упал на дверь в кабинет Фельдмана. На этот раз она была плотно прикрыта. У Фельдмана был пациент. Женщина? Молодая? Красивая? Озабоченная?
Утешал ли ее Фельдман? Обнимал? Ласкал? А может, они занимались сексом прямо на кушетке?
Что это — помешательство? Неужели на нее так подействовала неожиданная встреча с бывшим зятем-любовником? Или это все-таки приступ паранойи? А может, классический пример сексуальных фантазий? И правда как раз в том, что она втайне мечтает оказаться в объятиях Фельдмана? Не такой ли приговор вынес бы сам Фельдман? Что она переносит собственные желания на постороннюю пациентку? Так же, как когда-то переносила их на Мелани? Ведь она тогда так внезапно прервала лечение, и ей не удалось осуществить их. Фельдман стоял в дверях кабинета и молча наблюдал за ней.
Она бросила на него колючий взгляд.
— Рад тебя видеть, Сара. Проходи.
Она колебалась.
— Я здесь по другому делу.
— Хорошо, — доброжелательно произнес он. — Мы можем обсудить это в моем кабинете.
— Мне нужны ответы.
— Для начала ты должна задать вопросы.
Она криво усмехнулась.
— Это по твоей части, Фельдман.
— Давай не будем сейчас об этом. — Он отступил в сторону и терпеливо ждал, пока она пройдет в кабинет.
Собрав остатки мужества, Сара уверенно двинулась вперед. Чуть меньше напористости, и она никогда бы не решилась переступить порог кабинета Фельдмана. Она не была здесь вот уже четырнадцать лет — с того злополучного дня, когда оказалась невольной свидетельницей интимной встречи Фельдмана и Мелани. Когда они замерли в объятиях друг друга и он шептал ее имя. Мелани.
Как только Фельдман захлопнул дверь, Сара повернулась лицом к нему.
— Я хочу знать все о своей сестре.
— Сядь, Сара. — Он жестом указал на обитые материей стулья возле рабочего стола, а сам сел в черное кожаное кресло.
По крайней мере, не предложил ей занять кресло пациента, которое стояло по левую сторону, у окна.
Сара не двинулась с места. Она стояла, впитывая в себя знакомую атмосферу. За эти годы в кабинете мало что изменилось. Все те же декорации, выдержанные в стиле классической английской гостиной, тот же резной рабочий стол со стоящей на нем табличкой «Просьба не курить». Те же бледно окрашенные стены — голые, без развешанных на них картин. Другими словами, ничто не должно было отвлекать внимание пациентов.
Фельдман сложил руки на столе, всем своим видом выражая участие и готовность выслушать.
— Что именно ты хотела бы знать о Мелани?
— Все, что она тебе говорила, — с вызовом парировала Сара.
Фельдман слегка подался вперед.
— Все, что говорила? Ну, это слишком расплывчато, Сара. Видимо, тебя интересуют какие-то конкретные вопросы.
— Да, ты прав. У меня есть конкретные вопросы.
Он кивнул головой, давая понять, что готов их выслушать.
Его спокойствие вызывало у Сары все большее раздражение.
— Боже, до чего же ты хладнокровный, Фельдман. Глядя на тебя, никто даже не догадается…
— О чем?
— О том, какой ты тертый калач, — выпалила она, и грань между фантазиями и реальностью стала еще более прозрачной. Был ли Фельдман любовником Мелани? Убийцей Мелани? Не слишком ли натянуто такое предположение? Фельдман был хитер, умен, харизматичен. Билл Деннисон ему явно проигрывал в этом. Так разве Фельдман не идеальная кандидатура на роль маньяка?
— Ты так долго была на меня в обиде, Сара. — Похоже, это обстоятельство его ничуть не смущало. И реплика его была лишь констатацией факта, не более того.
— О нет, тебе не удается вовлечь меня в свои головоломки, Фельдман. Может, у меня и есть проблемы с психикой, но не такие, как у Мелани. И не как у тебя.
— Ты сказала, что пришла сюда за ответами, но, похоже, тебе они не требуются. Ты все знаешь сама, — произнес он, сохраняя все то же бесстрастное выражение лица.
— Не все. Лишь кое-что, Фельдман. Но гораздо больше, чем ты думаешь.
— Не сомневаюсь.
— Забавно: мне всегда казалось, что ты умеешь читать мои мысли. Знаешь все, о чем я думаю и что чувствую.
— Ты мне в этом помогала.
— С этим покончено, — в сердцах бросила она.
— Расскажи, что тебя беспокоит, Сара.
— Я уже сказала тебе. Я пришла не за этим.
— Неужели? Но, может, хотя бы отчасти за этим?
— Прекрати.
— Я видел твое выступление по телевидению в среду вечером. И сразу понял, что ты в стрессовом состоянии. И не только из-за убийства Мелани. Боюсь, тебя опять мучают воспоминания. Так ведь, я угадал? Потрясение, вызванное смертью сестры, лишь открыло шлюзы, выпустив поток непрошеных воспоминаний. Это тебя и пугает. Ты начинаешь думать, что сходишь с ума. Я же считаю как раз наоборот. Каким бы трагичным ни был катализатор, он все-таки заставляет тебя цепляться за прошлое, постепенно свыкаясь с мыслями о нем. Я знаю, ты мне не поверишь, но должен тебе сказать: ты на пути к выздоровлению.
— На пути к выздоровлению? — Она хрипло рассмеялась. — Я буду счастлива, если проживу еще хоть месяц.
— Если ты подвержена суицидальному настроению, Сара…
— Я сейчас говорю не о самоубийстве. Речь идет об убийстве. Ромео охотится за мной.
Она уставилась на сидевшего напротив психиатра. Ни один мускул не дрогнул в его лице. И даже выражение лица не изменилось.
— Тебя это нисколько не удивляет, Фельдман? Не потому ли, что ты уже все знаешь о Ромео и его планах? А может, ты просто думаешь, что я фантазирую? Или выдаю желаемое за действительное? Может, ты думаешь, что я хочу, чтобы за мной охотился Ромео? Жажда смерти? Своего рода суицид?
— Гораздо важнее то, что ты думаешь.
— А что думала Мелани? Расскажи мне об этом, Фельдман. Расскажи о Мелани и ее желании погибнуть. Скажи, почему она была такой психопаткой!
— С чего ты взяла?
— А разве ты так не считаешь? Ты думаешь, это нормально — жаждать истязаний, насилия, унижений? Думаешь, ее желание испытывать боль было здоровым?