У Сары перехватило дыхание. Она отчетливо вспомнила это одеяние. Подарок ко дню рождения. Ну да, такой халат подарили матери в последний день ее рождения. Ей тогда исполнилось тридцать восемь. Сара вспомнила, как мама открывала коробку, искала поздравительную открытку. Ее не оказалось. Лишь короткая сухая записка. Черил, с днем рождения. Симон. Даже без приписки: С любовью, Симон. И даже почерк был не его. Мать тогда молча и бесстрастно вынула из коробки подарок. Сара помнила, что мать лишь однажды надела этот бледно-желтый шенильный халат вместо своего любимого — белого, с розовыми цветами. Итак, память возвращала в прошлое…
Стук в дверь прервал поток воспоминаний. Сара завязала пояс и вышла из спальни, на ходу зажигая свет в гостиной.
— Кто там? — с опаской спросила она.
— Это я. Викки. Ты не спишь?
Сара закатила глаза.
— Нет.
— Пожалуйста, Сара. Я думаю, это может оказаться очень важным.
— А до завтра это не подождет? Ты разбудил меня, — солгала она.
— Тут у твоего порога что-то лежит.
Сара оцепенела.
— Посылка. И твое имя на ней.
Сара приложила руку к груди, чувствуя, как бешено бьется сердце. И продолжала нерешительно топтаться у двери.
— Сара?
Что, если это всего лишь хитроумная уловка с целью проникнуть к ней в квартиру?
— С тобой все в порядке, Сара?
— Я не одета, Викки. Пусть там и лежит. Я потом заберу. — Откуда могла появиться посылка? Кто мог пронести ее мимо полицейского, дежурившего на улице? Разве что сосед…
— Хорошо, — с манерной медлительностью произнес Викки.
Сара на цыпочках подкралась к самой двери, приложила к ней ухо и слушала, как затихают в коридоре шаги Викки. Потом хлопнула дверь подъезда.
Сара осторожно приоткрыла дверь и выглянула. Никого. Она опустила взгляд. Посылка, упакованная в серебристую бумагу, размером с большую коробку конфет, лежала у порога, как и сказал Викки. Она распахнула дверь пошире, чтобы поднять коробку.
— Сара, я так за тебя волнуюсь.
Сара вскрикнула, услышав голос Викки.
— Не сердись на меня, милая. У тебя был такой странный голос, и я решил удостовериться, что с тобой все в порядке. Я уже подумал было, что тебя держат на мушке. Или приставили к горлу нож. Я сказал себе: «Что, если Перри вовсе не Ромео или же он вдруг сбежал из больницы и в эту самую минуту находится в твоей квартире?» Клянусь, я был готов звонить в полицию.
Сара в ужасе смотрела на Викки. Он был опять в своем излюбленном наряде — плотно облегающих брюках из золотой ткани, черном кожаном жакете-болеро, надетом поверх ярко-красной пышной блузки, и в золотистых босоножках на высоченных каблуках. Он наклонился и поднял сверток, прижав его к накладным грудям.
— Ты, наверное, удивлена тем, что я тут болтаюсь в столь поздний час? — нараспев произнес Викки. — Я как раз собирался выходить из дома. Позвонила моя приятельница. У нее сегодня дебют в клубе «Вангард». Я пообещал прийти пожать ей руку. Проходя мимо твоей двери, я увидел это… — Викки протянул ей сверток.
Сара не сводила глаз с серебристой обертки.
— Ты будешь открывать ее, Сара? Хочешь, я…
Она выхватила коробку из рук Викки.
— Нет. Нет, спасибо. Тебе лучше уйти. Твоя… твоя приятельница будет ждать.
— К черту приятельницу. Ей сейчас явно не хуже, чем тебе. Должен же я хоть что-то для тебя сделать. Ты бледна, как гейша.
— Прошу тебя, Викки. Со мной все в порядке. — Она подумала о полицейском, дежурившем на улице. Должно быть, задремал. Или Бог его знает, чем он там занимается. Ее прикончат, а он и знать не узнает.
— Ты неважно выглядишь, — настаивал Викки. — Зайди хотя бы в квартиру и приготовь себе чаю, пока я не ушел.
— Нет. Я хочу побыть одна. Если ты не уйдешь…
На густо намалеванном лице Викки отразилось удивление, смешанное с негодованием.
— Не злись, милая. Я ведь так, по-соседски… — С этими словами он, слегка подправив рыжий парик, развернулся на высоких каблуках и стремительно направился к выходу.
На этот раз Сара проследила за тем, как он вышел из дома. Потом быстро захлопнула дверь и заперла ее на ключ. В следующее мгновение она уже рухнула на пол, подтянула колени к груди. Хватит ли у нее сил хотя бы на то, чтобы сорвать упаковку?
Что за мерзость припас он на этот раз? Еще один медальон-сердечко? Нет, сверток был слишком велик. Опять шоколад? Или венок? Нет. Ромео не станет повторяться. Наверняка приготовил кое-что новенькое. Впрочем, все из этой же серии отвратительных знаков внимания. Но что именно? Гадать бесполезно.
Не в силах больше терпеть агонию ожидания, она сорвала обертку, под которой оказался картонный футляр прямоугольной формы. Дрожащими руками она осторожно раскрыла его.
Выпала красная бархатная коробочка. В форме сердца. Перевязанная белой атласной лентой. Под лентой лежал свернутый листок белой бумаги. Еще одна страничка из дневника Мелани? Или очередное любовное послание от убийцы ее сестры?
Жгучая боль разлилась в животе. Сара вытащила листок и развернула его. Она все откладывала момент, когда придется открыть коробочку и увидеть, какой гнусный подарок выбрал он для нее на этот раз.
Внутренне съежившись, она начала читать…
Дорогая Сара!
Ты борешься со своей тоской, одиночеством — так же, как и я. Мы с тобой одно целое, Сара. Кому, как не нам с тобой, знать, какая хрупкая грань лежит между болью и восторгом? Те, другие (даже Мелани), оказались неспособны заполнить пустоту, что живет во мне. А Эмма — что ж, я знал, даже и держа на ладони ее сердце, еще живое, пульсирующее, — что она не принесет мне удовлетворения. Не оплакивай Эмму. Я дал ей на время свое сердце. И в знак моей преданности передаю ее сердце тебе.
До скорой встречи, любовь моя.
Ромео.
Дрожа от слепой, дикой ярости, Сара сорвала красную крышку.
В коробке в колыбельке из пропитанного кровью белого бархата, полузамороженное, лежало… человеческое сердце.
Сдавленный крик сорвался с ее губ. Горячая слюна прорвалась изо рта. Скрючившись, Сара изрыгнула водянистую рвоту. Вконец обессилевшая после мучительных спазмов, она так и сидела в зловонной луже, прижав голову к коленям, и мысленно вновь возвращалась в прошлое…
— Ну, полно, полно…
— Я ненавижу его. Ненавижу, мама!
— Полно, успокойся.
— Он страшный человек. Он делает отвратительные вещи.
— Успокойся.
Она цепляется за рукав бледно-желтого халата, подаренного ко дню рождения. Она еще ни разу не видела его на маме.