Проклятие Византии и монета императора Константина | Страница: 13

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Эти слова, точно волшебная музыка, еще долго звучали в голове Марии Геннадьевны, мысленно поставившей еще один плюсик в своем списке «знаков внимания», который постепенно становился все более внушительным.

Медленно, но верно «дело» ее двигалось.

– Представляешь, сегодня он домой меня подвез! – поделилась Маша с подругой, но та отругала ее за нерасторопность.

– Такими темпами ты с ним до пенсии хороводиться будешь! Весна на дворе, больше мувинга. Помни! Буря и натиск! – торопила Ирка.

Возможно, из-за этого все так и вышло…

Дело было накануне 8 Марта, как раз тогда в университет пришла сногсшибательная новость: Лобов и его проект получили президентский грант, профессор был на седьмом небе от счастья. Со всего университета к нему приходили с поздравлениями. Кто-то предложил накрыть поляну прямо на кафедре, и Маша с секретаршей побежали в магазин. В итоге народу набралась целая толпа, вина принесли много, а закуски мало, все очень веселились и, понятное дело, напились. А виновник торжества – больше всех. Он шутил, провозглашал тосты, танцевал с дамами и, конечно, с Марией Геннадьевной.

– Это и ваша заслуга, Машенька, вы – мой талисман! – говорил разгоряченный Лобов, все крепче прижимая «талисман» к груди.

В ответ Мария Геннадьевна заливисто смеялась, но часам к десяти у нее неожиданно разболелась голова, и тогда Дмитрий Сергеевич вызвался проводить ее домой.

– Хочу с вами сбежать от всех и подальше. Не возражаете?

Сидя в такси на заднем сиденье, они стали целоваться, потом целовались еще во дворе на качелях и в самом подъезде. И хотя Лобов так и не смог подняться до ее квартиры, то ли от усталости, то ли от нерешительности, Маша, захлебываясь от восторга, отзвонилась Ирке и сообщила, что дело в шляпе.

Однако события развернулись совсем не так, как она предполагала. Потому что на следующий день случилось нечто непредвиденное. Маша недоумевала, просто отказывалась что-либо понимать. Они встретились с Лобовым, как всегда, на кафедре. Но именно «как всегда», будто не было ни такси, ни качелей, ни подъезда, словом, ничего не было. И никаких перемен в обожаемом Дмитрии Сергеевиче, в любимом Диме (так, во всяком случае, вчера Маша его называла), она решительно не находила. Ни в его поведении, ни в голосе, ни в лице, немного помятом после вчерашнего. Все было как всегда: приветливое «добрый день, Машенька», несколько слов о прекрасной погоде и длинных выходных, затем – любезная улыбка, за которой тотчас последовал вопрос о каких-то документах…

– Только ради этих паршивых документов он и пришел! – обливаясь слезами, рассказывала Маша подруге, а та слушала и качала головой. Против обыкновения Ира не сразу нашлась, что посоветовать, но потом все же сообразила.

Вот тогда у них и созрел тот самый план, Ирка назвала его «план-провокация», согласно которому Маше надлежало приехать в торновский лагерь не одной, как в прошлом году, а с молодым человеком, и на глазах у Лобова «сыграть с ним пьесу про любовь».

– Надо вызвать его ревность, понимаешь, спровоцировать! Это беспроигрышный вариант! Всегда блестяще работает! Только тут важна сама кандидатура парня. Нужен стоящий кадр, надежный. Так что – вперед, подруга!

Но одно дело сказать, а другое – выполнить. Совсем другое! В этом Мария Геннадьевна убедилась на собственном горьком опыте после всех безуспешных поисков, после унизительных сцен (один разговор с бывшим, с Борисом, чего ей стоил!). Тут не то что «стоящий» кадр, а хоть какой-нибудь бы согласился. К тому же все это время она только два разочка видела своего обожаемого Дмитрия Сергеевича, который, готовясь к полевому сезону, мотался между Новгородом и Москвой, а за спиной его опять замаячила тень «товарища по партии» – Таси Гронской.

Одним словом, накануне отъезда в экспедицию Марию Геннадьевну одолела махровая, черная тоска.

* * *

– Нет! Нельзя жить с таким гипертрофированным чувством ответственности! Вот другая на моем месте и с места бы не сдвинулась, – вздохнула Маша и, смахнув с ресниц накатившуюся слезу, вышла из отеля.

Недалеко от гостиницы в молодежном кафе «Три лопаты» у нее была назначена встреча с практикантами, ее подопечными. Студенты-второкурсники, приехавшие из Питера, в первый раз отправлялись в экспедицию и впервые же оказались в Новгороде…

«Ясно как божий день, что накануне отъезда ребята захотят потусить», – подумала Маша и сразу представила, чем это может грозить. Учитывая, что ответственность за практикантов целиком и полностью лежала на ней, Марья Геннадьевна решила взять дело в свои руки, презрев личные драмы. Впрочем, в душе у нее, возможно, еще теплилась надежда, робкая, почти ничтожная надежда на то, что кто-то из приехавших ребят пусть с натяжкой, но все же пригодится для осуществления ее ПЛАНА.

Но нет, увы! Одно дело фотки в соцсетях, и другое – встреча живьем. Ибо стоило Маше только разок взглянуть на подопечных, двух Вадимов и Гарика, чтобы понять – это непроходной вариант. Сидят, ржут как лошади, друг перед другом выпендриваются, рожи корчат, просто детский сад какой-то. У Гарика все брови в пирсинге, у Вадима-первого, который коротышка, от прыщей живого места на лице не осталось, а у Вадима-большого зубы как компостер. И все вместе взятые – непроходимые идиоты!

Маша их сразу узнала, несмотря на то, что народу в «Лопатах» было довольно много, как всегда, накануне полевого сезона, когда в Новгород со всей страны стекались практиканты-землекопы. Специально для них кафе это и было открыто, а при входе – вся нужная информация: вакансии, адреса раскопов, места в общежитии… И хотя платили им везде одинаково мало, для студентов существовали определенные бонусы.

А еще в «Лопатах» категорически не разливали крепкий алкоголь, только сидр и пиво.

«Значит, не напьются. При мне, во всяком случае!» – рассудила Маша и смерила неодобрительным взглядом Гарика, парня с пирсингом, больше других налегавшего на выпивку. И вообще с подопечными Марья Геннадьевна старалась вести себя строго, держать дистанцию, обращалась к ним на «вы». Вкратце рассказав им о торновской экспедиции и ее задачах, она категорически отказалась от предложения отметить знакомство, поэтому студенты приуныли и засобирались в общежитие.

А Маша осталась – Лобов тоже иногда захаживал в «Лопаты».

Тем временем за соседним с ней столиком разгорались нешуточные страсти. Один из посетителей, белобрысый молодой парень в косухе, видно тоже практикант, обнаружив в своем пиве муху, позвал официантку и потребовал, чтобы ему его заменили. Официантка твердо стояла на своем и отнекивалась, утверждая, что муха упала туда уже после того, как пиво было подано. Спорящие перешли на повышенный тон.

Но тут в спор вмешался третий человек. Лица его Маша не видела – он сидел за тем же столиком к ней спиной, голос у него был на редкость миролюбивый, спокойный, но вместе с тем уверенный.

– Друзья! Чистый белок еще никогда никому не вредил! – усмехнувшись, сказал он, потом выхватил из рук приятеля злосчастную кружку и одним движением руки извлек оттуда муху. – И вообще, не обижай Клаву, она ни в чем не виновата!