– Ну, вот видите, Оливер. Стоили они терзаний Джона?
Девушки, не понимая, о чем речь, забавно переглянулись, и впервые за долгое время на сердце у Оливера полегчало.
– О да, миссис Китс, определенно! – рассмеялся он.
Бетси, уловив, что в его голосе читается явное одобрение, сверкнула на него чудесными глазами в обводке ресниц, таких темных, что в сочетании с ее льняными волосами это наводило на мысль о черной туши.
Миссис Китс вернулась к остальным посетителям, оставив дочерей беседовать с Оливером. Она несколько раз бросала на его столик проницательные взгляды. Сначала ей нравилось, что Оливер оживился от серебристого девичьего смеха. Но через полчаса, увидев скучающую Маргарет и расцветающую на глазах Бетси, глаза которой разили Оливера светом посильнее плимутского маяка, она вспомнила, что этот молодой мужчина женат и недавно стал отцом, и пообещала себе, что отчитает вечером Элизабет за такое неподобающее поведение.
Времена года сменяли друг друга, вслед за мягким теплым корнуолльским летом приходила такая же мягкая влажная зима, а за ней снова лето. Джемму околдовывало течение времени, она видела, как сезоны сменяют друг друга в глазах Карлайла: зимой синева его глаз становилась бледнее, летом – ярче. Так прошло несколько лет. Карлайл из свертка пеленок и марли превратился в бойкого мальчугана, с криками носящегося по окрестностям. Он уже так сильно не нуждался в опеке матери, и Джемма с радостью отпускала его от себя – чтобы с еще большей радостью прижать его к себе, когда он вернется домой.
Ее трепетная любовь к сыну нисколько не уменьшилась. Вечерами, сидя за шитьем в гостиной, она то и дело краем глаза следила за ним и улыбалась. Эта улыбка выводила Оливера из себя: ее озаренное лицо было точно таким же, как когда-то в предрассветный час, обращенное к таинственному гостю ее сновидений. Надежды не оправдались, обещания Мюриэл Китс тоже. Джемма была неизменно приветлива с ним, но Оливер чувствовал ее отстраненность. Возможно, если бы он взглянул на это здраво, он вспомнил бы, что Джемма всегда была такой. Кэтрин помнила, что ее дочь никогда не ластилась ни к кому, как пушистый котенок, ее мысли и мечты всегда оставались загадкой, даже в медовый месяц, особенно когда взгляд устремлялся к холмам или морю. Но Оливер не мог этого вспомнить, все чаще поднимающаяся горечь затапливала его разум и жгла горло.
Кроме Оливера, ни с кем не делившегося своим горем, остальные довольно скоро привыкли к этой странной парочке: Джемме и Карлайлу. Сначала мать, миссис Китс и другие женщины советовали Джемме реже брать его на руки, не баловать, ведь иначе ребенок вырастит неженкой! Джемма не слушала. Чуть позже они советовали не нестись к нему по первому зову, не целовать разбитые колени – ведь мужчина должен научиться сам справляться с трудностями. Джемма отмахивалась. Она знала этого человека лучше, чем кого-либо на земле, и вместе с этим знанием в ее вены вливалось знание каждого его помысла, каждого стремления его души.
Интереснее было другое. Карлайл не становился ни неженкой, ни плаксой. Та мудрость, которая раньше смущала людей в Джемме, ее взгляд из глубины времен – все это передалось и Карлайлу. Он быстро взрослел, и мальчишки постарше уже приняли его в свою компанию, а потом и вовсе признали своим вожаком. Они целыми днями пропадали на пустошах, гоняли в редком лесу белок, пускали кораблики в мелкой речушке.
– Боже, Джемма, – качала головой жгучая Кэролайн Сондер, мать близнецов Гарри и Джонни Сондеров, друзей Карлайла. Их дом стоял ближе всего к ферме, на окраине Локерстоуна. – Как ты можешь быть так спокойна, когда эта малышня скачет не пойми где?! Я все время места себе не нахожу.
– Все просто, Кэрол, – пожимала в ответ плечами Джемма. – Если ему будет грозить опасность, я почувствую.
Кэролайн только хмыкала. Она не знала, верить ей или нет. Хотелось бы не поверить, усмехнуться, мол, что за самонадеянность, Джемма… Но Кэролайн не спешила. Она слишком часто бывала свидетелем странной, необъяснимой связи этой парочки.
Однажды (Карлайлу только что исполнилось восемь лет) он пришел на чай к своим друзьям-близнецам, которые были старше его на два года. Без умолку бубнил новенький, уже цветной телевизор. Кэролайн угощала сорванцов только что испеченными маффинами с черничной начинкой, мальчики наперебой твердили о новом фильме про какого-то Бонда, кажется, военного, впрочем, Кэролайн не слушала. Но она отчетливо запомнила момент, когда Карлайл выронил надкусанный кекс и смертельно побледнел. Кэролайн испугалась, что мальчик подавился, и в ее мозгу пронеслась тысяча и одна страшная картина. Но Карлайл не закашлялся, он подскочил как ужаленный и бросился вон из дома.
– Мама, там что-то с мамой случилось! – твердил он в таком ужасе, что Кэролайн и сама поддалась панике. Оставив собственных детей дома, она побежала вверх по склону к ферме Донованов-Хорни. Карлайл несся в нескольких ярдах перед ней, огромными скачками в два раза больше его самого.
Он ворвался в дом, сотрясая его оглушительным криком:
– Мама!!!
– Я здесь, солнышко… – донеслось в ответ.
Джемма выбиралась из подвала, держа левую руку неестественно вывернутой. Оказалось, что она полезла в погреб, чтобы достать вишневый компот, и упала с лестницы: прогнила ступенька. Через час, пока доктор Нельсон гипсовал Джемме сломанную кисть, Кэролайн с внутренней дрожью высчитывала: Джемма упала в погреб, потеряла сознание от боли, очнулась и начала выбираться. Ровно столько времени понадобилось Карлайлу, чтобы домчаться от дома Сондеров до фермы… Теперь он молчал, спокойно наблюдая за действиями доктора, но от Кэролайн не укрылись взгляды, которыми обменивались эти двое: тревожный у него, успокаивающий – у нее.
В этот день Карлайл твердо решил, что станет врачом. Чтобы его любимая никогда не испытывала боли.
Главным занятием Джеммы теперь, когда Карлайл подрос, стало шитье, оно постепенно вытеснило ее заботы о ферме, тем более что там теперь всем распоряжались мистер Кроули и Оливер. После того как вся семья, включая дедушку с бабушкой, стала появляться в городе в новых нарядах, у горожан возник вполне резонный вопрос, где они это купили. Кэтрин с гордостью отвечала, что это все ее Джемма. В меру поудивлявшись, жительницы Локерстоуна стали забегать на ферму теперь уже не только за молоком, мясом или яйцами.
Сначала Джемма шила просто в свое удовольствие, и постепенно пришло осознание того, что она приобрела новую профессию, которая может принести в дом дополнительный доход. Так она оказалась лучшей портнихой в городе, которая за умеренную плату могла творить чудеса.
Джемма честно следила за модой, Роузи Сильвер каждый месяц передавала ей в руки кипу журналов, и несколько дней проходили в их тщательном изучении. Джемма рисовала в своем блокноте увиденные модели, изменяла их по своему вкусу, прикидывала ткани и отделку. Обитательницы Локерстоуна были не так раскрепощены, как думали о себе, и некоторые модели ни за что бы не надели – Джемма прекрасно отдавала себе в этом отчет. Быть похожей на Твигги [8] в крохотном Локерстоуне? Боже упаси, это просто нелепо. Но под карандашом Джеммы эти же модели становились воплощением привычного в этих местах вкуса.