Отвезя сына в Эксетер, Оливер успокоился. Он не был мелодраматическим злодеем и сам не мог уже себе объяснить, что заставило его поступить так жестоко. Но он не раскаивался, даже видя, как грустна Джемма – по крайней мере, рядом с нею не было этого любимчика Карлайла. И тем не менее его сердце ныло, как уже привыкло ныть за годы жизни с нею, пусть даже причина этого была услана подальше из дома.
Первое время Оливер воспрянул духом. Ему казалось, что теперь, когда сын далеко, Джемма снова станет прежней.
Однажды он вернулся с работы пораньше. Заглянул в комнату, переделанную под пошивочную мастерскую. Джемма сидела за столом и прострачивала на машинке швы на серо-голубой муаровой юбке, рядом гонялся за концом сползающей нитки котенок. При звуке шагов Джемма удивленно подняла голову:
– О, это ты. Что-то случилось?
Ее тон был тоном вежливого интереса. Оливер решил не обращать на это внимания и снова завоевать свою жену – ведь все люди рано или поздно поддавались его обаянию! Он положил прямо перед ней букет роз и поцеловал в волосы, прямо ароматную полоску ровного пробора.
Джемма повертела букет, кивнула и сходила за вазой.
– Я люблю тебя, – Оливер решил действовать напрямик.
Джемма пожала плечами и как ни в чем не бывало села за работу:
– Хорошо, Олли.
Он опустился перед ней на колени, развернул ее к себе:
– Нет, ты не понимаешь. Я и вправду люблю тебя больше всего на свете. Прости меня. Я доставил тебе столько неприятностей, прости, пожалуйста. У меня с Бетси все кончено. И если ты найдешь в себе силы забыть все это и вернуться к тому, что нас когда-то связывало…
– Хорошо говоришь, Олли… – Джемма вздохнула и погладила его по голове. Он был все такой же, каким она его увидела впервые: красивый, правда теперь уже погрузневший, со светлыми, безупречно лежащими в прическе волосами и взглядом, где уверенность так редко сменялась сомнениями. Ей было даже немного жаль разочаровывать Оливера:
– Только, ты знаешь, мне-то все это совершенно безразлично. Если тебе нравится Бетси…
– Мне нравишься ты! – Оливер рывком поднял ее на ноги и подвел к окну, больно сжав руку.
В окно падал закатный луч, и рыжие волосы Джеммы вспыхнули, будто вокруг головы занялся пожар.
– Смотри. Посмотри на меня! Мне нужна ты, моя жена, – выдохнул он и приник к ней поцелуем.
Оливер терзал ее губы. Джемма хотела было отстраниться, но не могла – муж сжимал ее каменными объятиями. Пришлось терпеть его язык, пытающийся раскрыть, раздвинуть ее губы, завладеть ее ртом. О, как он целовал ее когда-то! Но когда-то все было иначе…
И это именно он стал отцом Карлайла.
Мысль заставила Джемму вздрогнуть так сильно, словно сам дом сотрясло до основания. Оливер отодвинулся от нее на дюйм, ища в ее лице хоть какие-то приметы страсти – и не находил.
Развернувшись, он вышел. Джемма слышала, как во дворе заработал двигатель автомобиля и как покрышки зашуршали, покатив прочь.
Оливер чувствовал, что в горле пылает огонь. Наверное, это слезы, впрочем, он не был уверен – он уже не помнил, когда плакал в последний раз. Но жжение заполняло всю глотку и непроглатываемым шаром поднималось к гортани. Карлайл был далеко, но Джемма! Она, это маленькое солнце их фермерского дома, все равно не собиралась обращать на него свой свет. Оливер горько усмехнулся: нельзя было грозить ей, что он ложью восстановит Локерстоун против нее с сыном. Старинное корнуолльское поверье гласит, что солнце дарит свет и тепло всем людям, но лжесвидетелю и клятвопреступнику никогда не видать ни его света, ни его тепла. Что ж, он сам попал в свои сети.
Оливер со злостью ударил по рулю – но он не смирится с этим!
Через минуту после отъезда мужа Джемма уже забыла об этом происшествии. Ее воссоединение с Оливером (речь о примирении не шла – они, в общем-то, и не ссорились, и общались вполне спокойно) было невозможно. Она, как и все люди, не имела власти над своим сердцем, которое противилось ее сближению с мужем. Ее действительно не волновала его связь с Бетси Китс-Лоуренс. Но он был виноват. Его первая вина состояла в том, что он не полюбил их сына. Более того, он воспринял его как соперника, хотя это было немыслимо! Джемма прекрасно помнила, что ее чувства к мужу и сыну были разными, но они всегда умудрялись уживаться в ее душе. Возможно, Оливеру не досталось ее любви, такой, какую она испытывала к Карлайлу, но в остальном… Джемма относилась к мужу с симпатией, уважением, признательностью, даже нежностью. Наверное, просто не получалось донести эти эмоции до него: она всегда была скрытной. Взять хотя бы Кэтрин. Как часто мать осознавала, что дочь любит ее? Джемма не признавалась в любви, не сюсюкала, не лезла целоваться и обниматься. Но матери не нужны были осязаемые подтверждения – а Оливеру понадобились. И в этом была его вторая вина.
И ничего уже не вернуть, жизнь расставила все по местам. Джемма была здесь, Оливер – за миллиарды световых лет от нее, в магазине, в Локерстоуне, в этом же доме, на другой половине кровати… А Карлайл… Вроде бы и рядом, но чуть дальше, чем того хотелось бы.
В Ларнихолле Карлайл плохо засыпал. Ему не хватало дома, привычных звуков. Здесь, в закрытом пансионе для мальчиков, больше похожем на монастырь, были такие толстые каменные стены и такие узкие окошки, что сквозь них с улицы не проникал ни один звук. Его окружали гулкое эхо и прохлада каменных переходов. И Карлайлу недоставало ее шагов, шуршания ее домашнего платья, запаха жасмина (с чем он мешается сегодня в складках ее подола?), ее широкой улыбки, веснушек на носу, добрых глаз. Он скучал по своей маме Джемме.
Хотя в остальном в новой школе было даже интересно. Программа здесь была углубленная, и появилось много предметов, которых не было в Локере. Мальчик, которому недавно сравнялось одиннадцать, быстро нашел общий язык со сверстниками. Лишь однажды, в самом начале, вышла стычка.
Как-то вечером, готовясь ко сну в общей спальне, Карлайл полез в шкафчик за фотографией Джеммы. Он смотрел на нее каждый вечер, вспоминая мельчайшие подробности ее образа, чтобы мысленно пожелать ей спокойной ночи. Но в тумбочке фото не нашлось.
– Не это ищешь? – послышался прямо за плечом голосок. Карлайл обернулся – рядом с кроватью стоял Хьюберт, противный мальчишка, старше его на два года. Он небрежно обмахивался фотокарточкой Джеммы.
– Отдай, пожалуйста, – твердо сказал Карлайл, оглядывая мимоходом спальню. Они были одни, голоса остальных доносились из душевых.
– Это кто? Актриса киношная, что ли? Что-то она не особо красивая для актрисы… – усмехнулся Хьюберт.
– Отдай.
– А ты возьми.
Карлайл погнался было за Хьюбертом, тот, перескакивая через кровати, замер у двери.
– Зачем тебе это надо?
– А тебе? Ну кто это, правда? Какая-нибудь доярка с твоей фермы? Ты ж у нас из деревни…