После вручения аттестатов заиграла музыка. Родители с радостными улыбками разыскивали сыновей, пансионерки мадам Брийяр пестрой толпой толкались у стены, бросая быстрые любопытные взгляды во все стороны сразу.
Джемма почувствовала, что глаза Карлайла через весь зал обратились к ней, нашли ее. Повернула голову и улыбнулась при виде его восхищения. Карлайл пробирался сквозь толпу, не теряя ее из виду. Джемма вздохнула: он был такой красивый, ее сын. Высокий, с крепкими плечами, уверенными движениями и умным лицом. Совсем как из сказки.
– Мама, ты могла бы стать нашей королевой, – привлекая ее к себе и целуя в шелковую медь волос, прошептал Карлайл.
Джемма рассмеялась и заговорщицки понизила голос:
– Не говори чепухи, мой милый. Чтобы стать королевой, надо выйти замуж за принца, такого, как ты. А его высочество молодой принц Чарльз, хоть и холост, но и в подметки тебе не годится.
Карлайл церемонно поклонился, приглашая мать на танец, Джемма грациозно присела и вложила руку в его ладонь.
Они закружились в вальсе.
– Однажды, когда ты был маленький, Кэролайн Сондер сказала, глядя на нас с тобой: «Чтобы встретить в жизни идеального мужчину, надо его родить!»
– И ты с ней согласна? – Голос Карлайла достигал ушей Джеммы через россыпь аккордов.
– Не знаю. Мне кажется, если бы я тебя не родила, ты нашел бы другой способ родиться и отыскать меня.
Он ничего не сказал, но по глазам Джемма поняла ответ: конечно, отыскал бы. Не мог не отыскать.
Они танцевали без устали. Джемма не помнила, когда кто-то обнимал ее талию в танце – с последнего танца прошла, кажется, тысяча лет. Сперва она побаивалась, что не сможет быть достойной своего сына, искусно обученного в закрытой школе, но решила просто расслабиться. Тело послушно повиновалось любому движению Карлайла. Они двигались, будто были не двумя людьми, а одним, с одними на двоих плавными шагами и поворотами. Рядом танцевали пары с неловкими партнерами и кусающими от досады губы партнершами, их красные от волнения лица сливались в сплошное пятно. Карлайл держал в руках свою любимую, свою нежную маму, самую прекрасную для него женщину в мире, и почти задыхался от радости, что может подарить ей хоть что-то, достойное ее – этот вечер, этот танец. У Джеммы сердце вырывалось из груди, она чувствовала себя Золушкой на балу и была счастлива от макушки до кончиков пальцев.
Люди вокруг переговаривались и перешептывались, удивленные. Эти двое, мать и сын, танцевали, как приглашенные танцоры, красивые, но какие-то не здешние, чужеродные. Многие отводили глаза, не понимая, почему им становится неловко от одного только вида этой пары.
И только Оливер, стоя в углу и поглощая бесплатный виски, неотрывно жег их глазами. Внутри горла снова возник горячий неповоротливый комок, который мужчина пытался протолкнуть вниз торопливыми глотками алкоголя. Но ничего не выходило. Он видел Джемму и ее улыбку, улыбку влюбленной женщины, и ее запрокинутое навстречу Карлайлу лицо. Перед глазами Оливера плыли картины тех ночей почти двадцатилетней давности, когда он на рассвете смотрел на свою молодую спящую жену и с горечью догадывался, что она во сне улыбается не ему. Но улыбалась она тогда так же, как сейчас, во время этого бесконечного вальса.
После отъезда родителей Карлайл долго бродил по Ларнихоллу, обуреваемый непонятным волнением. Кто-то из родных его одноклассников еще прощался в холле, и оттуда доносились голоса и смех. Хьюберт, уже студент университета, приехавший поздравить друга, встретил его в коридоре.
– Эй, Док.
Карлайл кивнул.
– Знаешь, я понял. Помнишь, когда мы с тобой подрались, ну, в детстве? – Хьюберт улыбнулся. – Ты тогда сказал, что очень любишь свою маму, а я нес какую-то чушь… Я сегодня понял, почему ты так ее любишь. Она у тебя королева. Никогда раньше такой ее не видел…
Карлайл похлопал его по плечу:
– А я всю жизнь вижу ее только такой.
– Да, брат, теперь понял. Завидую!
Хьюберта окликнули, и он отошел. А Карлайл вернулся в спальню, где провел так много ночей, думая о доме и маме. Его почему-то трясло, и в голову лезли тревожные мысли. Казалось, что на это нет причины, но дрожь не стихала. Он понял, что должен сделать.
Попросив у Хьюберта ключи от машины, Карлайл быстро покинул двор школы, сел в автомобиль и утопил педаль газа в пол. Ему нужно было срочно попасть в Локерстоун.
Домой Джемма и Оливер вернулись далеко за полночь. Оливер был мертвецки пьян, и она сама вела машину всю дорогу от Эксетера, сменив свое средневековое платье на привычные брюки и джемпер. Покосившись на дремлющего мужа, у которого из уголка рта свешивалась, все удлиняясь, липкая нитка слюны, она усмехнулась: так сказка о Золушке заканчивается в современности.
Когда она стала укладывать Оливера в постель, он неожиданно пришел в себя. Сел на кровати и презрительно оскалился:
– Ну что, довольна, шалава?
Джемма отшатнулась.
– Мало тебе всего этого, еще и перед людьми меня позорить вздумала, да? – Он вдруг побагровел и стал кричать: – Что, думаешь, никто не заметил, как вы там друг с другом шуры-муры, да?
– Оливер, ложись спать, – твердо проговорила Джемма, отступая на шаг от кровати. – Ты пьян и не соображаешь, что несешь.
Но он продолжал сидеть. Джемма с тревогой заметила, что муж совершенно протрезвел. В нем чувствовались угроза и какая-то бесшабашная обреченность.
– Я не пьян, и ты это знаешь. А слушать меня не хочешь, потому что знаешь, что это все правда. Ты же не такая чистая, какой прикидываешься, наша святая Джемма. И никто тебе не поставит памятник за то, что ты спишь с собственным сыном. Что, думаешь, я не знаю?
Джемму охватило чувство гадливости. И жалости. Перед ней сидел человек, который за свою жизнь так ничего и не понял в самых близких ему родных людях. Он плевался и говорил неслыханные мерзости, но Джемма запрещала себе их слушать.
– Оливер, надо ложиться спать.
– Кому это надо? А? А-а-а?.. Я понял. Ничего не подозревающий муж сейчас будет дрыхнуть без задних ног, а женушка – что?.. Поедешь обратно к нему? Вот как ты ему улыбалась. Спать с собственным сыном! Шлюха! Да все даже видеть вас не могли, перешептывались, хоть бы постыдились, сами не позорились и меня идиотом не выставляли! Всю жизнь вы мне испортили, ты и этот щенок, твой выродок Карлайл.
Он замолк на мгновение, чтобы перевести дух. Тут его лицо исказила догадка:
– Я понял! Это он сейчас приедет сюда. И вы всю ночь будете кувыркаться тут, под этой вот самой крышей, в моем доме. А я буду спать, да? Такой план? Ну уж нет. Так не пойдет.
Он встал с кровати и направился к Джемме. Инстинктивно скрестив руки на груди, она шагнула в угол, еще не понимая, что этим отрезает себе путь к отступлению. А Оливер все приближался. В его глазах горел безумный огонек.