– Ну что, женушка, правильно я разгадал, да? Сынка в любовники, отличная идея. Поздравляю. И со мной ты не спишь по этой же причине. Что, он лучше, чем я? Только вот сегодня не получится, ты уж извини, дорогая. Надо было подсыпать мне снотворного, если уж так хотелось, сучка течная. Но все, поезд ушел. Сегодня женушке придется покувыркаться с законным мужем. Поняла меня?!
Он взревел, и Джемма вскрикнула от испуга. Оливер схватил ее за руки с нечеловеческой силой и поволок к кровати. Швырнул на покрывало и стал лихорадочно раздирать на ней одежду.
– Оливер! Пусти! Ты с ума сошел?
– Да? – Он замер, крепко сжимая ее запястья и пригвоздив ее к кровати. – Сошел с ума? Это потому, что хочу собственную жену? Потому что всегда хотел, а ты всегда проходила мимо, поэтому, что ли?! Потому что жена стонет под своим сыном вместо мужа? Наверное, ты уже вся потекла в ожидании его, да? Ну, сейчас проверим…
Сжимая ее запястья одной рукой, второй он резко рванул застежки ее брюк. По паркету стукнула и покатилась под кровать пуговица. Джемма забилась изо всех сил. Слова Оливера и его действия – это все не может быть по-настоящему. Это какой-то кошмар, страшный сон. Надо двигаться что есть сил, и тогда она проснется, и тогда…
Она почувствовала руку Оливера у себя между ног, и ее замутило от отвращения. Она закричала, завертелась, как в огне под пыткой. Укусила его за руку, но Оливер только на секунду ослабил хватку. Джемма согнула ногу, стараясь ударить его в пах, но промахнулась. Она и не представляла, насколько силен ее муж. Его руки были словно из стали, пальцы оставляли на ее коже синяки, наручные часы черкнули длинную кровоточащую царапину на ее груди, но она не чувствовала боли. Ей нужно было только одно – вырваться, сбросить с себя его тело, этот удушающий кошмар, и вырваться на свободу, подальше отсюда, подальше от Оливера. На холмы, на берег, куда угодно!
Она еще вертелась, но силы были на исходе. Под разорванной одеждой Оливер шарил руками по ее обнаженному телу, покрывающемуся крупными мурашками от ужаса. Ее сознание соскальзывало куда-то в сторону, на край происходящего, и перед глазами уже плыли холмы, затянутые розовой пеленой вереска, сиреневым пахучим маревом лаванды… И вокруг пенные волны, волны…
Ей надо бороться. Но силы иссякли.
Она закричала, протяжно, как чайка, как раненый зверь.
В этот момент Оливера отшвырнуло к шкафу. Он ударился головой, хрипнул и затих. Над Джеммой стоял Карлайл с перекошенным от ужаса лицом и темными, страшными глазами.
– Джемма… – Он назвал ее по имени. – Где больно?
– Это ничего, это ничего, – как заведенная повторяла она. Ее била дрожь, судорогой сводило челюсти, и слова выходили неразборчиво. – Ничего, мой милый…
– Руки… Здесь больно? Перелом есть? – Он быстро щупал плечи, локти, запястья, на которых уже проступали под тонкой кожей и вспухали багровые синяки. От ключицы наискосок через грудь шла глубокая царапина, из которой капельками сочилась кровь. Карлайл промокнул царапину рукавом своей рубашки.
– Голова. Не разбила? – Его пальцы осторожно исследовали ее голову, перебирая волосы.
Оливер зашевелился у шкафа, открыл глаза и, оценив ситуацию, исчез за дверью комнаты. Карлайл даже не повернулся к нему. Но Джемма тут же почувствовала, что она свободна. Из глаз хлынули неправдоподобно огромные слезы и непрерывным потоком полились по щекам.
Карлайл прижал ее к груди. Страх за мать постепенно утихал, кроме нескольких синяков, никакого физического урона ей не нанесли. Она дрожала, рыдала, и ее слезы текли по его шее, но с ней все было в порядке.
И тут Карлайла парализовала ярость. Он понял, что и как именно собирался сделать отец, он видел, как из последних сил отбивалась Джемма. Его Джемма. Оливер сделал ей больно. И бог знает сколько раз сделает больно еще. Он должен защищать свою любимую маму. И от Оливера в том числе.
– Я убью его.
– Не уходи… – Джемма цеплялась за его руки, ее залитое лицо было совсем безумным, словно она не понимала, что происходит.
– Я скоро.
В комнате стало тихо. Джемма задыхалась, грызя подушку, пока наконец слезы не кончились, будто внутри кто-то завинтил текущий кран. И тут в ее проясняющемся сознании возникли слова: «Я убью его». Они еще висели в воздухе комнаты, отравляя его ненавистью. И Джемма, окаменев, почувствовала, что Карлайл сейчас действительно бежит по двору, догоняя Оливера и собираясь его убить. Она видела происходящее его глазами, испытывала эту ярость, этот черный гнев, эту чудовищную решимость. Эту грядущую ошибку, самую роковую, после которой не будет уже возврата.
Господи, нельзя этого допустить. Убийство – страшный грех, а убийство отца! Карлайл навсегда исчезнет, если сделает это. Нельзя, Карлайл, нельзя!
Джемма двигалась в лихорадке. Разорванную одежду она в секунду сменила нормальной и помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая ступени. Убьет, убьет – тяжело, молотом бухало ее сердце, заполнив всю грудную клетку, так что трудно было дышать.
Она выскочила во двор. Тьма была непроглядная, одна из тех глухих безлунных ночей, которые будто созданы для самых ужасных злодеяний. В стоячем воздухе пахло смертью, и у Джеммы, кинувшейся вперед по тропинке, волосы встали дыбом от страха неминуемой гибели их всех.
– Карлайл, не надо, – едва слышно прошептала она. Хотела крикнуть, но не смогла. Мужчин не было видно нигде. Джемма остановилась, не зная, куда спешить.
Карлайл услышал ее. Он догнал отца, но не нанес ни одного удара, только отшвырнул в траву.
– Что, сынок? Убьешь папашку-то? Чтобы занять его место? – шипел Оливер, переводя дух.
– Нет. Увезу маму подальше от такого урода, как ты!
– Ну это мы еще посмотрим… – Воздух завибрировал от нового скачка Оливера. Он обогнул Карлайла и зашагал в сторону города.
– Сегодня все узнают правду! Что вы любовники! Извращенцы! Я долго терпел, но теперь… Весь город узнает.
– Тебе никто не поверит.
– Поверят, ты же знаешь, – на ходу бросил Оливер. – Сгниете в тюрьме, оба!
Прокричав последние слова, он понесся к забору фермы. Карлайл рванулся было за ним, но его удержали руки подоспевшей вовремя Джеммы.
– Отпусти его. Мы уедем, сейчас же. Уедем. Далеко-далеко, и он нас не найдет.
Не смея перечить, Карлайл кивнул. Гнев, только усилившийся от мерзких обвинений отца, наполнял ядом вены, бурлил по всему телу, колол кончики пальцев невидимыми иглами. Ему хотелось растоптать, разорвать на части этого человека, который по странной прихоти судьбы стал ему отцом. Но руки Джеммы возвращали его в этот мир, как якорь удерживает корабли в родной гавани.
И тут…
Тьму прорезал короткий вскрик, от которого они оба замерли, как от удара.
– Оливер? – позвала Джемма, но никто не откликнулся. – Оливер?!