Артем долго добивался внимания Инны. Этот улыбчивый шатен, высоченный, широкоплечий, был мечтой любой девушки. Нормальной девушки. Когда его увидела Юленька, она замерла на полуслове, за спиной у него показала Инне два больших пальца, а потом, наедине с подругой, томно закатила глаза:
– Он просто бог! Красавчик, да еще с мозгами и работой. Вот везет некоторым…
Да уж, повезло. Вчера Артем как бы невзначай сказал, что вскоре собирается познакомить ее с родителями и не прочь сам представиться ее папе и маме. Инна быстро перевела разговор на другую тему, а внутренне только разочарованно простонала. Пора. Пора заканчивать все это.
– Расстаться? Как это?
Они сидели на скамейке в парке. Было жарко, от плавленого асфальта поднималась душная пелена. Инна решила рубить сразу, чтобы никого не мучить. Даже в ресторан пойти не согласилась, лучше уж поскорее все прояснить.
– Я просто поняла… что это неправильно. Мы с тобой совсем разные.
На лице Артема было нескрываемое удивление.
– Не понимаю. Инна, хоть убей, не понимаю, – помотав головой, произнес он. – Ну и что, что разные? Так же еще интереснее!
Артем хмурился, на его красивом лице появилось обиженное выражение, и девушка слегка улыбнулась. Артем взвился:
– Смеешься, что ли? Это шутка у тебя такая?
– Нет. – Инна покачала головой. – Это не шутка, я абсолютно серьезно. Мы с тобой больше встречаться не будем.
Несколько минут Артем сидел молча, переваривая сказанное. Пару раз искоса поглядывал на девушку, пытаясь разглядеть в ее чертах… Что именно? Огорчение? Разочарование?
Инне все это было неприятно. Эх, вот бы как-то и без слов, и без терзаний проблема просто разрешилась сама собой… Инна вообще не любила доставлять людям неприятности, а уж тем более боль. А Артем расстроился, даже обиделся, хотя до боли, к счастью, дело еще не дошло. Ну а чего, с другой стороны, она хотела? Чтобы молодой человек обрадовался и веселым шагом ушел прочь? Обычно людям надо выяснить все до конца.
– У тебя кто-то есть? – угрюмо спросил – Артем.
Инне хотелось сказать «да». Когда ночами ей не спалось, она по-прежнему включала свой любимый глобус с подсветкой. И вертела его пальцем вокруг оси, пытаясь разгадать: где он, ее любимый? Тот, кому она предназначена с рождения. Здесь, в России, может быть, даже в Москве? Или на другом конце света? Он ведь уже родился, даже вырос, наверное. Может, он старше ее. Сейчас, в эту минуту, что он делает? Спит? Смеется шутке, читает книгу, смотрит телевизор? Едет куда-то? Разговаривает, жует? На земле почти восемь миллиардов человек – каков шанс встретить свою половинку? Или в это верят лишь девочки пубертатного периода и ей давно пора заканчивать валять дурака? В сущности, даже если эта половинка и есть, то как ее найти среди тысяч и тысяч плывущих мимо лиц… Так не бывает. Или все-таки бывает? Может быть, разделенные надвое души сами притягиваются? Возможно ли разгадать высший замысел, если он действительно существует? С другой стороны, чем больше Инна жила, тем чаще теряла надежду познакомиться хоть с одной парой, которая бы прожила жизнь душа в душу – так, как описано в сказках.
Это все сказки… Или?
Он точно есть, его не может не быть…
Река Святого Лаврентия искрилась под солнцем. Марсель Моран доедал сэндвич с курицей, не отрываясь глядя на край острова Монреаль из окон издательства, занимавшего несколько кабинетов на двадцатом этаже небоскреба.
В кабинет вошла Франсуаз, невыразительная блондинка средних лет, так и не научившаяся носить деловые костюмы. Видимо, из принципа. Вместо этого на ней были джинсы и футболка, волосы стянуты в хвостик. Когда-то, только приняв ее на работу, Марсель пару раз посоветовал Франсуаз надевать юбку и пиджак, но скоро закрыл на это глаза. Франсуаз оказалась незаменимой секретаршей, толковой и исполнительной, и с делами расправлялась виртуозно. А то, что не соблюдает дресс-код, – ну и пусть, это же не Уолл-стрит, а обычное издательство туристических путеводителей.
Франсуаз замерла у двери.
– Что-то случилось? – Марсель смял бумажную обертку из-под сэндвича и послал ее прямым броском в корзину для бумаг.
– Там пришла… автор романа. – Слова Франсуаз прозвучали как-то непонятно, то ли это вопрос, то ли утверждение. Франсуаз явно была удивлена.
– А, Дороти Тревел?
То, что шеф сразу сообразил, о ком идет речь, удивило Франсуаз еще больше. Их издательство занималось путеводителями и туристическими брошюрами, романы они не издавали. В приемной она настоятельно советовала женщине проверить свой блокнот, потому что была уверена: та ошиблась этажом. Однако, видимо, шеф в курсе дела. Что ж, сама Франсуаз никогда точно не могла понять, что у него на уме. За его яркими, даже чересчур яркими сапфировыми глазами скрывался незнакомец. Столько лет они уже работают вместе, а она все не может разгадать его, особенно когда мсье Моран вот так смотрит вдаль в окно их офиса, на поблескивающую ленту Святого Лаврентия и куда-то дальше. В его взгляде сквозит какая-то боль и поиск. Что он ищет, когда вот так смотрит? От вида застывшего в задумчивости шефа ей всегда становилось не по себе.
– Так что? Пригласить ее войти?
– Да, конечно. – Марсель кивнул и поправил галстук, застегнул пуговицу сорочки у горла.
Франсуаз пригласила посетительницу и плотно затворила за собой дверь.
Дороти Тревел радостно улыбнулась ему. Как и всякая уроженка Торонто, она больше смахивала на американку, чем на канадку (Марсель, конечно, имел в виду франкоканадок), особенно широкой улыбкой. Впрочем, она была очень мила. Они познакомились с месяц назад на книжной презентации. Узнав, что Марсель возглавляет издательство, Дороти буквально упросила его прочесть ее только что написанный роман. Никакие увещевания и доводы, что он не занимается художественной литературой, не помогли, и Марселю было проще согласиться прочесть книгу.
Роман оказался любовным. Осознав это на пятой странице, мужчина поморщился. За свою тридцатилетнюю жизнь он прочитал довольно книг, и любовные романы не входили в его приоритеты. Слишком часто Марсель видел примеры бедствий, которые влекла за собой эта самая любовь. Тем более что… Тем более что саму любовь, в том виде, в котором ее воспевали трубадуры, он сам никогда не встречал. Кажется, даже идея ее слишком переоценена, а слова «я тебя люблю» слишком часто себя дискредитировали.
Все чаще Марселю начинало казаться, что такого чувства и вовсе не существует, что это выдумка людей, чтобы хоть как-то оправдать бессмысленность своего существования. Но, каждый раз при этой мысли, он мгновенно понимал, что не прав. Одно дело – высказывать такие суждения на людях. Обычно ироничный взгляд на чувства придает мужчине необъяснимый вес в глазах противоположного пола: все тут же стараются доказать, что он не прав. Совершенно другое дело – действительно искренне верить, что любви не существует. В самой глубине души Марсель знал: это не так. Она есть, и она, наверное, еще страшнее и прекраснее, чем он может себе представить. На всякий случай Марсель Моран старался держаться от такого предмета дискуссий на расстоянии.