Мисс Тревел смотрела на него с надеждой. А он… он молчал. Признаться, он еще ничего для себя не решил. Книга ему понравилась. Преодолев предубеждение, Марсель прочел до самой последней страницы и остался доволен. В книге всего было в меру – и слез, и приключений. Это оказался крепкий, перспективный, прибыльный роман – его потенциал внутренний цензор Марселя отметил сразу. Даже несмотря на то что…
– Наше издательство занимается путеводителями, как я вам и сказал, – нерешительно напомнил он.
– Да, я помню это… Мне бы хотелось узнать именно ваше мнение о книге. – Мисс Тревел говорила по-французски с сильным акцентом, но на удивление правильно. Впрочем, она же все-таки канадка, подумал Марсель.
– Вы знаете, мне понравилось. Я удивлен, что вас еще не оторвали с руками другие издатели! Легкий слог, хорошая интрига…
Дороти кивнула в знак благодарности. Ее щеки порозовели от похвалы, и Марсель с удивлением понял, что она привлекательна. На вид – его ровесница, может, чуть младше, где-то около двадцати восьми – тридцати. Невысокая, с ясным взглядом и немного детским лицом в форме сердечка.
– Один вопрос… – Марсель пристально посмотрел на нее, и Дороти настороженно заерзала в кресле. – Вы сами верите в то, что написали?
– Да, – мгновенно последовал ответ. Выпалив его, Дороти стушевалась и даже легонько закусила губу.
И Марсель поверил ей. Он встречал разных женщин, стервозных, мечтательных, ядовитых, квелых, скучных, ветреных, умных. Американских, канадских и немного европейских. Но эта была первой, которая действительно убедила его в том, что верит в любовь. Без жеманства и кокетства, но мягко, просто – и глядя в глаза.
Марсель улыбнулся:
– Меня побьют коллеги, но… Мы опубликуем роман. Наверное, это все из-за вашей фамилии, не хочется упускать такой шанс!
Мисс Тревел весело рассмеялась, и Марсель невольно улыбнулся. Не бог весть какая шутка, но ей понравилась.
Заключив договор, он пригласил Дороти на свидание, чего сам от себя не ожидал.
После ее ухода Марсель снова уставился в окно. Он прислушивался к себе. Внутри разливалась тоска. Странное ощущение, если учесть, что он только что назначил свидание хорошенькой женщине!
Он снова вернулся к воспоминаниям о сне. Именно его он обдумывал, когда зашла Франсуаз. Сон был давний, знакомый, но от этого не менее тревожащий. С мелкими вариациями он повторялся из месяца в месяц уже много лет.
Какая-то улочка или аллея, как будто в пригороде Лонгёй, и осень вокруг. Он стоит один, все теряется в тумане. Он ищет кого-то, пристально вглядывается в концы аллеи, прислушивается. Вроде бы слышит шаги, идет на звук – но звук постепенно затихает, и он снова остается один. И вокруг только шелест багряных листьев.
Марсель просыпался с этим давящим одиночеством. Было больно в груди, сердце заходилось стуком. Иногда он даже обнаруживал, что плачет, и вытирал слезы. Слава богу, у него нет постоянной девушки, иначе было бы как-то неудобно перед ней: взрослый мужчина ревет в подушку…
Он перевел взгляд с ленты реки на стену, где висела большая карта мира. Флажками помечены страны и города, о которых его издательством уже были выпущены брошюры. Все, хватит предаваться унынию, вечером, как говорит его отец мсье Моран-старший: «Хорошее вино и хорошая женщина прогонят грусть». А пока – надо работать.
Все уже было сделано. Продав дом бабушки Лиды и вернувшись в Москву, Инна написала заявление об уходе.
Это решение повергло родителей в шок. Не только родителей – коллег, подруг, саму ее отчасти. Все было решено в одну бесконечную секунду.
Наутро после неприятного разговора с Артемом Инна отправилась в Пряслень. Последний раз она была тут у бабушки на школьных каникулах, лет десять назад. Но в поселке, конечно, ничего не изменилось, только несколько соседских домов обшили сайдингом да вставили пластиковые окна, что в сочетании с традиционной постройкой малороссийской хаты смотрелось как-то диковато.
Встретившись с покупателями дома и оформив в администрации все нужные бумаги, Инна отправилась на речку. До обратного поезда было еще три часа, солнце в зените, жара, стрекот кузнечиков в высокой пахучей траве – нужно было непременно искупаться.
Отойдя подальше от пляжа, Инна оставила одежду в кустах и зашла в воду. Захватило дух – оказалось не так уж и тепло, но девушка продолжала заходить все глубже и глубже и, наконец, поплыла. Это было блаженство, усталость унесло течением, и даже головная боль, до этого разламывавшая затылок, растворялась в речном потоке.
Инна перевернулась на спину, зажмурившись, опустив голову на воду так, что залило уши. Ничего страшного, только вот все звуки пропали, осталось только какое-то гулкое эхо и далекое позвякивание цепи по подводным камням. Девушка отдалась на волю течению, изредка подгребая руками и слушая причудливые отзвуки речного мира. А потом она приоткрыла глаза и взглянула вверх.
Если лежать на воде и смотреть прямо над собой, берегов не видно даже краем глаза, и кажется, что река и небо – одно и то же. Солнце забежало за тучку, и на землю его лучи больше не падали. Но там, в вышине, все было ослеплено солнечным светом. Горячее синее небо обливалось сахарной глазурью легких размытых облаков, и Инне чудилось, что она купается в этом небе, плывет мимо изогнутых белых гор и молочных прожилок. Ее подхватывает ветром, согревает солнцем, она растворяется в небесном огне, таком сильном, таком синем, цвета чьих-то смутно знакомых глаз.
Где раньше она видела это сверкающее марево? Когда солнце будто совсем рядом? Когда вокруг проплывают то ли облака, то ли мысли, то ли само время, вязкое, почти осязаемое? Наверное, в иллюминатор самолета, во время перелета в турецкий Даламан… По крайней мере, другого ответа Инна найти не смогла.
Тогда-то, в эту минуту, она и решила.
Ну конечно, как она сразу не догадалась! Этот сверкающий небосвод был самым прекрасным из того, что она видела в своей жизни. Она любила путешествовать. И была профессия, которая объединила бы для нее две эти страсти…
Вернувшись в Москву, Инна уволилась из турагентства и поступила на курсы подготовки стюардесс.
Два месяца она горела от нетерпения. Куда делись ее привычное спокойствие и покорность? Ей хотелось больше, быстрее – овладеть профессией стюардессы. Оказание первой медицинской помощи, поведение во время внештатной ситуации, психология и улаживание конфликтов, техническая безопасность, устройство самолета – все она впитывала с одинаковым рвением, и скоро стала лучшей в группе.
Еще одной заслугой Инны были языки, английский и французский, которые она знала в совершенстве. Английским она овладела по необходимости, а французский оказался ее отрадой. Инне нравилось его звучание, его похожая на русскую грамматика, сам дух французского языка: она могла поклясться, что у каждого языка есть свой дух, характер. Английский утилитарен и прагматичен, итальянский певуч и страстен, а французский – легок и жизнерадостен. И наверное, особенно красив из уст мужчины. Так или иначе, языки ей очень пригодились.