— Давайте перекусим, — предложил горец. — Моя жена решила устроить настоящий прием. Вчера я поймал двух уток. Только учтите, сейчас мы будем пировать, но вечером нас ждет обычный ужин.
— Будет кукурузный пирог, Анжелина, — робко вставила Урсула.
— О, тетушка! Кукурузный пирог! Как мило с вашей стороны! Как давно я его не ела! Ты знаешь, что это такое, Октавия? Это флан из кукурузной муки. Его замешивают вместе с сахаром, а потом пекут в печи.
— Я слышала о кукурузных пирогах, но никогда их не пробовала. Мадемуазель Жерсанда любит только изысканные блюда.
Анжелина и служанка обменялись удрученными взглядами. Эксцентричная выходка старой дамы расстроила их. Тем не менее, они обе не представляли мадемуазель Жерсанду среди этого грандиозного пейзажа, величественного и сурового горного великолепия. Дядюшка Жан хмыкнул и пожал плечами.
— Пойдемте, мадам, — обратилась Урсула к Октавии. — Приборы я уже поставила. Все готово.
Они вошли в квадратную комнату средних размеров. Стены были отштукатурены, а пол сделан из широких, плохо обработанных досок. Растроганная Анжелина обвела восторженным взглядом обстановку. Здесь все напоминало ей о детстве. Она вновь увидела скромный стол, сколоченный ее дядюшкой, массивный буфет, сундук для посуды. В огромном камине, занимавшем, казалось, всю комнату, горел слабый огонь. На каминной полке под круглым колпаком можно было вполне встать во весь рост. Напротив находилась крошечная железная дверца, за которой угадывалась кирпичная ниша. В углу стояла кровать, завешанная занавеской.
— Вчера я разожгла печь для выпечки хлеба, — сказала Урсула. — В честь вашего приезда.
Октавия чуть не проронила слезу, настолько это скромное жилище напомнило ее собственную комнатку в Лозере, где она прожила два года после смерти мужа. Здесь была та же суровость, свойственная скромному, если не сказать бедному существованию. Хозяйка дома собрала букет ромашек и поставила его на подоконник окна, выходившего на долину внизу.
Они расселись вокруг стола. Анжелина держала Анри на коленях, поскольку стульев не хватило. Дядюшка Жан выругался и пошел за табуретом в соседнюю каморку.
— Посади малыша на мой стул, будешь кормить его с ложечки. Стаканчик красного, дамы?
Он налил всем вина и поднял свой стакан.
— Пью за ваше здоровье. Очень любезно с вашей стороны, что вы приехали к нам. Анжелина, за твою любовь!
Жан Бонзон лукаво посмотрел на племянницу. Анжелина решила воспользоваться моментом.
— В самом деле, дядюшка, у меня есть для вас новость. В следующем году я выхожу замуж за доктора Филиппа Коста.
— Черт возьми! За доктора! Ты, моя племянница?! Разрази меня гром! Огюстен, вероятно, хорохорится, как петух. А ты не шутишь?
— Нет, уверяю тебя. Этим летом мы хотим обручиться.
— Хм-м! — проворчал Жан Бонзон что-то на местном диалекте.
— Надо остерегаться образованных людей, — перевела Анжелина заинтригованной Октавии. — Я знаю эту поговорку, дядюшка. Но Филипп Кост — мужчина серьезный. Он милый, галантный. Немного старше меня… Скажем, лет на двадцать. Но это хорошо.
— Поздравляю тебя, Анжелина! — воскликнула Урсула, взволнованная до слез. — По крайней мере, ты ни в чем не будешь нуждаться.
— А этого мужчину, ты его любишь? — спросил Жан. — Это хорошо, захомутать доктора, богатого, несомненно. Но надо, чтобы ты любила его. То, что он богатый, серьезный и галантный, мне плевать. В браке важна любовь.
Слова дядюшки смутили Анжелину. Она прекрасно понимала, что не испытывает к Филиппу Косту тех страстных чувств, которые испытывала к Гильему. Но с недавних пор она хотела другого: взаимной нежности и покоя в зажиточном доме.
— Дядюшка Жан, я люблю доктора Коста, — ответила Анжелина. — Он хочет, чтобы я была счастлива. Знаешь, что он написал мне в последнем письме? Он собирается открыть акушерскую клинику в Сен-Годане или Фуа. Мы сможем работать там вместе. Это так чудесно!
— Чудесно, чудесно… Что за слова! А твой бедный отец, ты покинешь его?
Анжелина нежно улыбнулась и сказала:
— Не беспокойся о моем отце, дядюшка Жан. В конце июля папа женится. Скоро будет сделано объявление. Вы тоже приглашены. Мы отпразднуем свадьбу в таверне на площади с фонтаном. Он женится на Жермене Марти, вдове из нашего города.
Жан Бонзон словно окаменел. Вдруг он ударил кулаком по столу, да так сильно, что Анри испугался и заплакал.
— Что?! Огюстен женится? Этого я ему никогда не прощу. Анжелина, передай ему, что ноги моей не будет на свадьбе! Скорее сдохну, чем приду! Черт возьми! Моя сестра этого не заслуживает. Такую женщину, как Адриена, нельзя забыть!
Разъяренный Жан Бонзон встал и принялся ходить вокруг стола. Лицо его побагровело. Он то и дело выкрикивал ругательства на местном диалекте. Испуганный Анри заплакал громче.
— Но Жан, успокойся, — попросила Урсула. — Ты пугаешь малыша. Огюстен имеет право вновь жениться.
— Нет, не имеет, — срывающимся голосом сказал ее муж. — Нет и еще раз нет! Сколько раз он на похоронах моей сестры повторял, что будет хранить ей верность до самой смерти? Пустые слова! Пустобрех! Два года с лишним он держал клятву. Но, кто знает, может, он спал с этой вдовой сразу же после смерти Адриены?
Теперь настала очередь Анжелины рассердиться. Она передала Анри Октавии и вскочила со стула, чтобы подойти ближе к своему дядюшке, яростно разжигавшему огонь в камине.
— Не порть нам этот день, — повелительным тоном сказала Анжелина. — Почему ты взбесился? Ты что, лишился рассудка? Мне было так хорошо здесь, рядом с вами! Ты не имеешь права судить моего отца. Ты живешь с Урсулой, лучшей женой, какую только можно найти. Вы никогда не расстаетесь. И я рада, что папа может спокойно проводить дни в обществе такой достойной особы, как Жермена Марти. Она готовит, гладит белье и, главное, утешает его в горе, от которого он никогда не оправится. Поверь мне, мама, бывшая воплощением доброты, радуется, что он женится. А теперь давай сядем за стол. Мы проголодались. Если же ты будешь и впредь таким нелюбезным, мы вернемся в Бьер уже сегодня вечером.
Дядя и племянница смотрели в глаза друг другу. Непримиримые, разъяренные, не желающие отступать. Аметистовые глаза Анжелины одержали победу над карими глазами Жана Бонзона. Он смущенно рассмеялся и сказал:
— Ладно, я замолкаю. В конце концов, пусть твой отец поступает так, как считает нужным. Но я не приеду в ваш город буржуа и ханжей. Вот еще что, Анжелина. Если я потеряю Урсулу, никогда ни одна женщина не заменит мне ее. Никогда! Ни в моем сердце, ни в моей постели. И не задирай нос, Анжелина! Мне доставит огромное удовольствие, если ты заночуешь у нас с малышом и мадам Октавией. Кстати, мадам Октавия, вы ведь тоже вдова? Приходило ли вам в голову выйти замуж во второй раз?
— Нет, мсье. Но, может быть, потому что я не встретила достойного мужчину.